— Мы же там погибаем! — вспомнила амазонка. — Нас затопило! Спасаемся на деревьях! Я сообщила Ларисе!

— Где затопило?

— На острове! Мы были на острове! — сверкающий взгляд её блуждал.

— Но мне сказали, что женщин переправили на китайский участок!

— Кто сказал?

— Галицын. Яросвет ваш!

Амазонка будто только сейчас заметила Стаса, завернулась в одеяло.

— Он так сказал... Потому что ты чужой! Ты кто?

— Я не чужой. Между прочим, я — товарищ Галицына, моя фамилия Рассохин. Слыхала?

— Рассохин? Тот самый?

— Тот самый. А ты с какого острова?

— Не знаю...

— Ну ты же откуда-то пришла? Или приплыла?

— Сначала брела, по пояс, по грудь... — забормотала она, вспоминая. — Потом поймала щепу, большую...

— Значит, это недалеко? Где остров?

— Мы там корм для лосей стригли...

— Здесь везде стригли корм!

— Он был высокий! Вода так быстро поднялась!.. А я давно здесь?

— Нашёл тебя утром, сейчас вечер. Вас бросили на острове без лодки?

— Яросвет сказал: заберёт, как только... Вода не спадает?

— Вода прибывает! Ты знаешь, где лодки?

— Они все погибнут! — она попыталась встать с топчана, однако ноги не держали. — Там нет больших деревьев. Только берёзки и черёмухи... Они гнутся. Чем выше, тем тоньше.

— Где лодки спрятаны, знаешь? — Стас уложил её на постель.

Мысль о гибели распаляла воображение, и, кажется, снова начинался бред.

— Я пришла сюда, чтоб спасти, — забормотала она. — Отроковицы верят, что потоп наслан в наказание... Огонь в наказание. .. Мы видели пожар...

Рассохин попытался напоить её молоком, но амазонка отстранялась, тряслась и сжималась в комок, хотя в землянке было жарко.

— Мне холодно... Плыть страшно, а умирать — нет. Засыпаешь — и всё...

Через минуту она расслабилась и уснула. Стас поднялся наверх, закрыл за собой люк и услышал злобный, предупреждающий брёх пса — опять по человеку. Всё время крутятся около!

— Эй, вы! — крикнул он и пошёл на лай. — У вас же есть связь! Передайте своим: женщины гибнут! Остров затопило! На деревьях сидят!

Кавказец лаял на одном месте и чтобы не спугнуть неведомых надзирателей, Рассохин остановился.

— Слышите меня? Где-то в пойме женщины тонут! Пусть гонят сюда спасателей! У меня лодки нет!

Они должны были слышать — звук под кронами, как под потолком, распространялся вглубь. Рассохин выждал, но ответа не было, и вообще никакой реакции. Однако пёс выдавал присутствие людей.

— Ко мне приплыла женщина! — он стал приближаться, не скрываясь за деревьями. — Сообщила: люди тонут! У меня нет связи! Надо вызвать МЧС! Выйди кто-нибудь! Поговорим!

Голос улетал в пустоту, а лай стал медленно удаляться.

— У вас и резиновая лодка должна быть! — Стас прибавил шагу. — Оставьте мне! Если сами!.. Эй, ну что молчите? Вас без лодки на острове не оставят! Значит, есть!

Видимо, люди побежали, злобный голос собаки полетел куда-то влево. Рассохин пробежал метров сто — бесполезно.

— Ну, сволочи! — заорал он в отчаянии. — Фас! Взять их! Фас! Рви их, тварей!

Пёс угнал их куда-то в сторону сгоревшего лагеря.

Рассохин вернулся к схрону и, открыв люк, послушал — амазонка вроде бы спала. Кавказец вернулся через полчаса, упал и вытянулся, вывалив язык.

— Пошли лодку искать, — сказал ему Стас. — Они тут ничего не тронут. Иди за мной!

Пёс послушал его, клоня голову то в одну сторону, то в другую, и не пошёл.