Калюжный-то, в сущности, прав и ещё кое в чём: здешняя насекомота что-то слишком хорошо для буках соображает. Тот же Цвиков паук. Он — как крыса. У него и кличка есть, я думаю. И он слушается Цвика, просто вот — команд слушается.

Осы, опять же. Гляжу на Нгилана или ещё кого, у кого в сумке осы — и всякая мистика в голову лезет. Как они осам приказывают? Как Гданг понимает, что его осы видали, когда они возвращаются? Если они ему докладывают метеосводку, как Артик говорит?

В стенах живут сороконожки. Хрен знает, зачем — но их там до фига.

Вокруг оконных проёмов живут очень противные. Даже не знаю, как их обозвать, знаю только, зачем они нужны. В доме ни мух нет, ни комаров — а всё потому, что их на окнах отстреливают. Влетает муха, а её — ррраз! — какой-то слизистой кишкой! Быстро-быстро, глаз не успевает отследить.

А выскакивает та кишка из хлебальника какой-то твари… не знаю… Как слизистый червяк с ножками. Знал бы — не стал бы там мох трогать. Хорошо ещё, что он в меня этой фигнёй не выстрелил. А почему, спрашивается, не выстрелил? А потому, что тоже соображает.

Как сторожевая собака. Мух-комаров — бьёт, а хозяев не трогает.

А откуда у червяка такое соображение? Вот!

Тоже ладно. Едем дальше.

Например, возьмём ихнюю кухню. Все стены — в стекле, пол — в стекле, плита газовая — тоже стеклянная. Спрашивается, откуда у них тут стекло и как они исхитряются этим стеклом всё так здорово покрывать? Ведь стены-то — не идеально ровные, стены тут — кора. И стекло — в каждой трещинке, в каждой ложбинке, в каждой выемочке! Очень твёрдое — звенит, если постучишь.

Я думал, они с собой приносили в жидком виде, потом смешивали с каким-никаким закрепителем и стены покрывали. Типа эпоксидного клея. Нет, ни фига, ошибался.

Потому что стекло это — смола. Натуральная. И её выделяет сам дом. Цвик показал.

Возьми лучинку, подожги — и к какой-нибудь веточке поднеси. Ну, хоть к уголку, который полку держит. Смола тут же начнёт выделяться — как пот всё равно. Или как испарина. Минуты не пройдёт — веточка вся блестящая, а если потрогать — липкая. Но этой липкости — ещё минут на десять, потом застынет и будет, как везде. Твёрдое стекло.

Чем дольше горячее держишь, тем толще слой этой смолы выделяется. Ясен пень, в кухне — уже слой на слой, с давних времён. Слой смолы там — сантиметра два или три. Можно спокойно готовить, ставить на стол горячее — дому нипочём, он сам себя обезопасил от огня: то, что смолой покрыто, не загорается ни при какой погоде. Огнеупорно.

— Ладно, — говорю, — Цвик. А газ? Газопровод? Или на баллонах готовите?

А вот и нифига! Никаких баллонов. Газопровод. Но угадайте, откуда? Не выйдет, я не угадал. Из того дома, где фабрика-кухня. От аквариумов с водорослями.

Водоросли в воде газ вырабатывают. Выдыхают, может быть. От них в герметичный резервуар трубки идут, гибкие, как резиновые, да только не резина. Резервуар непрозрачный, что там делается, я не понял, только оттуда трубы идут вдоль стен, как бамбук — и по ним газ идёт в кухни по всему посёлку. И топят, и греют, и еду готовят. Может, и не те объёмы, как в нашем городе нужны, но местным, похоже, хватает.

За что ни схватись — здешние технологии, то химия, то ГМО, то ещё что-нибудь непонятное, но явно имеет отношение и к химии, и к биологии.

А металлического у них почти ничего нет, металл они не любят и ничего из него не делают.

И мусора у них тут нет — Артик прав был. Весь отход они пускают в переработку.

Канализация — на жуках. Пищевой отход собирают в коробки из тыкв и уносят на фабрику-кухню.