Подойдя, сдернул с ее головы черкеску.

«Ух ты. Кошка дикая, как скалится. Красавица, только ведь совсем соплюха. Вот подлец Лях».

Он заговорил на местном наречии, спросил имя и откуда родом. Она дернула ноздрями, как кобылица, и вдруг ответила на чистом французском, что не понимает. В который раз Сорокин помянул добрым словом старую деву-барыню, у которой мальцом служил на побегушках и которая в шутку, забавляясь, выучила его не только грамоте, но и вражеским языкам. Усмехнувшись, довольно бойко возразил:

– Понимаете. И по-русски говорите.

– Не буду говорить на песьем языке.

– Как угодно, можем и по-французски. Ваше имя.

Она снизошла:

– Тамара.

– Фамилия.

– Газзаева.

– Кем вы приходитесь Дашевскому?

– Я его жена.

– Ложь. Его жена в Париже, это факт.

– У шейха может быть две жены.

– Перестаньте. Не льстите себе, вы не жена ему. Подстилка, щит.

Она молчала, уставив в пол глаза. Вот это ресницы.

– Или будете утверждать, что он святой?

Тишина.

– Лжец, мерзавец, прикрывается женщинами, детьми, стариками.

Ни слова.

– Что он, что его клеврет Султанов – они будут расстреляны. Но сначала расстреляют вас. Скажите, где они сейчас, и вам сохранят жизнь.

Она оборвала, сказав на чистом русском:

– Послушайте, поп с наганом, не распинайтесь. Я ничего не скажу. Вы меня не запугаете.

– Это и не надо, – заверил Сорокин. – Не хотите – как хотите, пропадайте. Одного не могу понять. Те мюриды, с гор, темные, неграмотные, им что угодно наговорить можно. А вы девица образованная. Вы что ответите Всевышнему, представ пред ним? Служила кошмой развратнику и лгуну? Помогала грабить и убивать своих же только потому, что они беднее?.. Я пол-Европы прошел ногами – сначала туда, потом обратно – и никогда не видел, чтобы даже самые окаянные бандиты прикрывались любимыми женщинами. Подумайте, Тамара. До утра.

Жалко, само собой, только ведь это уже не просто девчонка, это враг. Сорокин вышел, навесил на дверь замок, приказал караульному никого близко не подпускать к сакле. Солнце рухнуло за горы, быстро стемнело, и по-вечернему, одуряюще заблагоухал шиповник. «В долине нет такого», – подумал Николай, наклоняясь к нежным цветам и вдыхая сказочный аромат. Неловко повернулся и до крови оцарапался. Почему-то подумал, что девчонка эта, Тамара, точь-в-точь как этот шиповник, красавица колючая.

– Молчит. Где они – не скажет, – доложил Сорокин.

Линько отмахнулся:

– И пес с ней. Их меньше – нас больше. Утром разъясним, если сами уцелеем.

– Что, сомнения есть?

– Не сомнения, Коля, уверенность, – поправил командир. – Скоро они сами заявятся.

– Хорошо, искать не надо, – легкомысленно заметил Сорокин. – Вернутся – а мы встретим.

– Так не вдвоем же они вернутся, – напомнил Линько. – А нас после перестрелки всего ничего-то осталось. Да и с патронами нежирно.

– Пулемет как же?

– «Гочкис»-то? Смазали, работает. Но и к нему лент немного, все на нас растратила. Так что, если нынче ночью вернутся – нам крышка, не им. Скачи-ка ты, Коля, восвояси и пришли подмогу.

– Прямо щаз, – саркастически отозвался Сорокин. – Нашел скакуна.