– А с другой – появилось что воровать. И вот такая библиотека с бухгалтерией, – Саныч потряс пухлой папкой. – Знаешь, что это? Это все нам поручения-ориентировки из главка с тамошних – подчеркиваю, Марк, с тамошних! – краж и грабежей. Смекаешь?

Он вынул одну официально выглядящую бумажку:

– Вот, в Нескучном саду в тиши и темноте дамочку-гулену грабитель с пистолетами снова сумочки лишил, а нам начальство с криком – обратить внимание на сумочки!

– Чего ж вам-то обращать на сумочки, если грабеж в Нескучном?

– А вот так! Заострите внимание на сумочках, глядишь, какая и всплывет. Положим, такое возможно – может, и всплывет какое-то время спустя. Так ведь начальство требует: будь любезен рапортовать, как идут дела по сумочкам в твоем районе. В динамике.

Лебедев попытался договориться:

– Про сумки вы пошутили, конечно, Иван Саныч? Их море в Москве.

– Ах, пошутил? – с мягкостью, не предвещающей ничего хорошего, переспросил Остапчук и развязал папку. – Вот раз умный такой, на́ вот тебе пару шуточек – все по сумочкам. Можешь даже сам выбрать, какая тебе улыбается.

И разложил бумаги веером. Было их много, все исписанные или напечатанные до того убористо, что Лебедев искренне пожалел, что вообще зашел в отделение. А злодей в погонах продолжал:

– Чего тушуешься? У вас же патруль? Вот и оказывай содействие, заостряй внимание и вообще проявляй бдительность касательно сумочек. Ну?

Лебедев сдался, наугад выхватил две бумажки и поспешно распрощался. Все-таки умеет сержант Остапчук полномочия распределять, свои – особенно. На улице Марк, сложив документы, запихал их в карман. Потом прочтет и, если Саныч и далее будет в дурь переть, напишет что-нибудь, чтобы отстал.

Вечер проходил чинно-благородно, время патрулирования близилось к концу. Но тут вынырнул из тени деревьев Андрей, отправленный было на отдых, – без никакой сонливости, глаза вытаращенные, рот открыт. Ухватив Лебедева за рукав, он какое-то время переводил дыхание, собрался с мыслями и наконец выпалил:

– Акимов зовет.

Лебедев, передав правление Колбасовой, отправился в отделение, Андрей почему-то шел с ним.

– Ты чего? Спать иди, я ж сказал, – стал его гнать Марк.

– Я потом. Не до того, – туманно отозвался тот и никуда не ушел.

В отделении, несмотря на поздний час, находились и Акимов, и Остапчук. Причем последний был красен, сердит и на вошедшего Лебедева смотрел зверем, да так, что тот, невольно покраснев, спросил:

– Что?

– Ничего пока.

Многообещающе.

Акимов, поднявшись, указал Лебедеву на стул, а Андрею разрешил идти. Тот что-то буркнул и остался стоять. Лейтенант, почему-то вздохнув, начал:

– Так, ладно. Лебедев, чепэ у нас… и у вас. Около часу назад по пути на станцию ограблена гражданка. Нападавший был один, пригрозил пистолетом, в сумочку залез.

– Сумочку, – с ненавистью повторил Остапчук.

– Приметы никакие: среднего роста, крепкий, в кепке, тряпка повязана на морду… – Сергей Палыч сердито отвернулся, закурил. – Ну а самое поганое в этой истории то, что она утверждает, что на рукаве у него повязка «Дружинник». И на пальцах татуировка с именем… «Марк».

– Да? – после паузы напомнил о себе кадровик.

– Я говорю – «Марк», – пояснил лейтенант. – Четыре буквы на пальцах.

Лебедев машинально поднял руку, показал пальцы, абсолютно чистые.

– Марк из патруля не отлучался, – тотчас заявил Пельмень, но, уловив красноречивый взгляд, замолк.