|
После того как пятнадцатилетний Бугай (он родился всего несколькими месяцами раньше Эрика и Джерри, хотя и казался намного старше) без всяких эмоций, деловито и буднично избил шутника до полусмерти и едва не оставил калекой, его никто никогда не задевал. Хотя, стоит признать, понять общественное мнение нетрудно: лицо Бугая – низкий лоб, тяжелый, чуть скошенный подбородок, массивные надбровные дуги, под которыми прятались маленькие глазки, с трудом способные принять какое‑то выражение, – действительно не располагало к... Да, в общем‑то, ни к чему не располагало, кроме желания отойти подальше. Однако те, кто, как Джерри или Эрик, знали Бугая давно и хорошо, были куда осторожнее в оценках, и попроси их кто‑нибудь дать характеристику своему товарищу, ограничились бы единственным – крайне неразговорчив.
Но молодой трактирщик, например, считал это качество Бугая едва ли не самым ценным – поговорить он и сам был горазд. Во‑первых, так думалось лучше, а во‑вторых... Ну, приятно же послушать себя любимого. Вот и теперь, выстроив события в некую последовательность, Джерри начал: – Надо посоветоваться. Хреновые дела творятся! Слыхал чего‑нибудь? Вместо ответа Бугай аккуратно расколол очередное полено, но его товарищ ничего другого не ожидал и приступил к рассказу о вчерашнем появлении черных, сегодняшнем приезде волшебника со свитой рыцарей‑светоносцев и завтрашних проблемах Эрика. Мы, конечно, повторяться не будем, но стоит отметить стиль изложения: четкий, сухой, но с сохранением необходимых деталей – он нисколько не напоминал болтовню деревенских зевак или цветистые байки менестрелей, а больше всего походил на военный рапорт. Причем где‑то на уровне совещаний генштаба... По завершении повествования Джерри сразу, без раскачки, перешел к анализу (для пущей подвижности мысли он встал и принялся расхаживать по двору, точь‑в‑точь как Эрик утром по причалу): – Давай посмотрим теперь, чего у нас получается. Первое – это черные с их Ним... тьфу ты, имечко!.. Мразом, одним словом. Волшебник говорил всяческие ужасы про могилы, злые чародейства, даже Черного Властелина помянул, и – ей‑богу! – вроде не врал. Не похож он на трепача. Тогда что же? Прикинь, Бугай, нежить жуткая прям средь бела дня по деревне шляется, и хоть бы хны! А что с ними сделаешь? Кто захочет башкой, а то и чем похуже, рисковать? Паршиво. Да еще от меня им чегой‑то надо! Это чего, интересно знать?! Мы, понятно, можем много за себя думать, но вообще‑то наше дело маленькое, а, Бугай?.. Хорошо было б счесть, будто у черных в башках что‑то с чем‑то перекрасилось, но они не больно похожи на путаников. И это уж паршивей некуда! Хоть бы выяснить через кого... А‑а, ясно, что не выйдет. Остается, кажись, одно – держаться от них подальше, хорониться по углам, пока... Поскольку самым логичным продолжением было «пока они меня не найдут – деревня‑то небольшая», Джерри умолк, остановился и, недовольно скривившись, сплюнул. Целил он в цыпленка, неведомо как забредшего в эту часть двора, но выстрел не удался: плевок прошел мимо, и это было сочтено дурным предзнаменованием. – Ладно, второе. Волшебник и рыцари. – Джерри для убедительности продемонстрировал два пальца, но потом, подумав, отогнул еще один. – Пожалуй, и третье тоже, потому как большого согласия я меж ними не приметил. Капитан рыцарский так на черных смотрел, что слепой поймет – хочет он их извести! Только вот без помощи волшебника скорее уж самих рыцарей прямо в панцирях поджарят. С корочкой, мать их рас‑так! Хотя вчетвером супротив двух десятков – это тот еще вопросик... Да и волшебник‑то, сдается мне, не прочь своим подмочь. Может, он просто на людях не хотел, а вечерком отловят где‑нибудь Мраза со товарищами и втихаря того... Да нет, все равно шуму не оберешься – как чародейство начнется, так вся округа мигом на ушах окажется. |
