К тому же и дворянское происхождение (в прошлом – единичный случай) не добавляло Бьорну оптимизма. Зато внутренние исследования... Волшебник терпеть не мог заниматься чтением мыслей, считая его крайне неэтичным, но в силу исключительной необходимости пренебрег правилами и сразу же получил лучший из всех возможных исход, то есть ничего. Стопроцентной гарантии это не давало, но симптом очень существенный, если учитывать причины, по которым не удавалось к кому‑то залезть в башку... Вообще чтение мыслей не срабатывало довольно часто – любой мало‑мальски обученный чародей умел выставлять магический экран для себя самого и защищать им других, однако магическая аура вокруг Эрика отсутствовала напрочь – это Бьорн проверил дважды и ошибиться не мог. Далее, правда, следовало то неприятное обстоятельство, что в отношении большинства нелюдей (эльфов, гномов, гоблинов и т. д.) телепатия стабильно буксовала, и зачастую даже небольшая примесь инородной крови давала людям иммунитет. Это создавало проблему – невозможно проследить чью‑либо родословную до третьего‑четвертого колена исходя только из разреза глаз, размера скул или формы ушей... Ну и, разумеется, чтению мыслей совершенно не поддавались герои. Почему, что у них в головах было отличного от других людей, Бьорн за свою долгую жизнь не выяснил, хотя и пытался. Но факт, тем не менее, был непреложным.
В общем, чем дальше Бьорн наблюдал за Эриком и занимался прикидками, тем большее испытывал искушение принять его кандидатуру в качестве рабочей гипотезы. Помимо очевидной легкости и удобства старый маг видел еще один момент, очень весомый... Подобная ошибка – искать героя в деревне, тогда как он находится в Замке, – была бы в лучших традициях Зла. Они традиционно любили сделать все правильно и умно, но не в нужном месте или не вовремя.
Впрочем, Бьорн не позволял себе особенно радоваться, прекрасно понимая, что для превращения гипотезы хотя бы в теорию нужны более серьезные доказательства, поиск которых обещал стать нелегким. Каких‑то отработанных схем не было, не существовало, к сожалению, и лакмусовой бумажки, чтобы прилепить на лоб предполагаемому герою и сразу вынести вердикт: покраснела – годится, нет – выбрасываем... Но зато, с чего начать, было предельно ясно – надо поговорить, получше познакомиться, выяснить ближайшие планы.
Для выполнения последнего пункта оказалось достаточно внимательно слушать – по нескольким обрывочным фразам барона к концу ужина Бьорн обнаружил то, что мы и так знаем: послезавтра Эрику предстояло отбыть в армию. В контексте рабочей гипотезы это выглядело расчудесно (взять героя в оборот тепленьким, только что покинувшим родной дом, было лучшим, что Бьорн мог для себя придумать), но вот сам объект как будто бы не выказывал никакого энтузиазма по поводу собственной участи. Юноша все больше мрачнел, на вопросы отвечал односложно и настолько невпопад, как мог только человек, полностью погруженный в себя. Это здорово тревожило (воспоминания об одном герое‑домоседе Скиталец считал чуть ли не самыми тяжелыми в своей жизни), и волшебник решил действовать безотлагательно.
Едва закончился ужин, Эрик вылетел из‑за стола, и Бьорн, сославшись на позволительную в его возрасте усталость, поспешил следом. Угнаться за молодежью было уже нереально, но в этих сырых каменных замках звуки разносились далеко, и, ориентируясь на стук сапог и грохот захлопнувшейся двери, Бьорн без труда вычислил местонахождение покоев молодого барона – в верхней части одной из угловых башен. Пока волшебник добрался туда и остановился на минутку передохнуть после подъема по узкой винтовой лестнице, позади послышались еще одни бухающие шаги – не иначе старый барон. Ругнувшись, Скиталец отступил от двери, вжался в холодную стену и набросил на себя наспех сляпанное заклинание невидимости. Топорная работа, не растворился даже до состояния тени, но в данном случае хватило – это действительно оказался хозяин замка, а он прошествовал к сыночку, не оглядываясь по сторонам. |