Этой психологической
стороной можно объяснить, почему переселенцы нагромождают на свою телегу и везут за тридевять земель какие-то дешевые вещи, ничего не стоящие
корыта и прочее. С ними связаны и радости, и печали, вся жизнь крестьянская, и они стали дороги их владельцу.
А между тем как игнорируется постоянно эта мужицкая душа и его чувство! Никогда не забуду одной тяжелой картины, которую увидел в деревне
Голиной, Новгородского уезда, на сборе недоимок, когда из изб вытаскивали самовары, кули, выводились со двора коровы, телята, а крестьяне
кричали становому <Становой - становой пристав, полицейский чиновник, начальник стана (участка) в уезде.>:
- Оставь корову, она "береженая"! В поле у меня сена много, а ты приехал в распутицу, когда никакой дороги нет. Подожди денька два, дорога
застынет, пойдут морозы, и я на санях вывезу все сено и продам, а теперь до него через лужи и не добраться...
Если обладать силой воли и крепкими нервами, то провести день-другой в крестьянской избе еще можно; но вся грязь, вонь и духота, царящие в
ней от нищеты, начинают понемногу одолевать даже самого нетребовательного горожанина, решившего отказаться от какого бы то ни было ничтожного
комфорта, подавить брезгливость и даже испуг, когда на второй день, приглядевшись к чужой крестьянской обстановке, начинает он замечать привычки
и самые обыденные проявления этой их жизни.
Зимою жизнь в деревне пробуждается не очень рано, крестьяне встают в 7 - 8 часов утра и позже. Спят все вповалку на нарах, на полу или
печке, накрывшись тулупами, одеялами, всем, что только может оказаться пригодным, так как комната постепенно остынет, в ней становится холодно.
Утром бабы растопляют печь тем, что могло быть насобрано: хворостом, щепками, соломой; дрова же слишком дороги. Когда постепенно проснутся
и встанут взрослые и дети, каждый плеснет себе на лицо немного воды из ковшика, затем помолится усердно и долго перед образами, и все садятся за
стол обедать. Едят из одной миски, и никому в голову не приходит обедать отдельно тому, кто в семье болен - в прыщах и язвах. Братство и общее
уважение друг к другу не позволяют кем-либо гнушаться.
Все основано на психологическом отношении, и про больного из своей среды говорят одно: "никто, как Бог! Наказал его Господь, лишил носа, -
на то Его святая премудрость, все мы под одним Богом ходим и сами всего ожидать можем".
В зимнее время крестьяне много ходят друг к другу "погреться", посидеть и побеседовать. В их взаимном отношении заметно большое уважение и
"душевность", несмотря на наружную грубость, которая со стороны может показаться желанием обидеть. Оскорбительным считается только внутреннее
враждебное отношение, хотя бы оно проявлялось в незначительных выражениях.
У крестьян очень сильно развита душевная чуткость, и они быстро подмечают желание обидеть или насмеяться и долго не могут забыть и простить
этого. Между собой они относятся с добродушным юмором и большим сочувствием к чужому горю. При всей общеславянской покорности и смирении у
крестьян много самоуважения и гордости. "Я сам себе господин, - говорят они, - я сам над собою барин!" Им вовсе не нравится, если, обратившись к
мужику, назвать его "дяденька", "братец" или "любезный". "Мы тоже всякое деликатное обращение понимаем и знаем, - по отчеству нас не горазд бы
трудно величать!"
Поживши в крестьянской среде некоторое время, начинаешь понимать их точку зрения. |