|
- Рудольфи, - сказал злой дух тенором, а не басом. Он, впрочем, мог и не представляться мне. Я его узнал. У меня в комнате находился один из самых приметных людей в литературном мире того времени, редактор-издатель единственного частного журнала "Родина", Илья Иванович Рудольфи. Я поднялся с полу. - А нельзя ли зажечь лампу? - спросил Рудольфи. - К сожалению, не могу этого сделать, - отозвался я, - так как лампочка перегорела, а другой у меня нет. Злой дух, принявший личину редактора, проделал один из своих нехитрых фокусов - вынул из портфеля тут же электрическую лампочку. - Вы всегда носите лампочки с собой? - изумился я. - Нет, - сурово объяснил дух, - простое совпадение - я только что был в магазине. Когда комната осветилась и Рудольфи снял пальто, я проворно убрал со стола записку с признанием в краже револьвера, а дух сделал вид, что не заметил этого. Сели. Помолчали. - Вы написали роман? - строго осведомился наконец Рудольфи. - Откуда вы знаете? - Ликоспастов сказал. - Видите ли, - заговорил я (Ликоспастов и есть тот самый пожилой), - действительно, я... но... словом, это плохой роман. - Так, - сказал дух и внимательно поглядел на меня. Тут оказалось, что никакой бороды у него не было. Тени пошутили. - Покажите, - властно сказал Рудольфи. - Ни за что, - отозвался я. - По-ка-жи-те, - раздельно сказал Рудольфи. - Его цензура не пропустит... - Покажите. - Он, видите ли, написан от руки, а у меня скверный почерк, буква "о" выходит как простая палочка, а... И тут я сам не заметил, как руки мои открыли ящик, где лежал злополучный роман. - Я любой почерк разбираю, как печатное, - пояснил Рудольфи, - это профессиональное... - И тетради оказались у него в руках. Прошел час. Я сидел у керосинки, подогревая воду, а Рудольфи читал роман. Множество мыслей вертелось у меня в голове. Во-первых, я думал о Рудольфи. Надо сказать, что Рудольфи был замечательным редактором и попасть к нему в журнал считалось приятным и почетным. Меня должно было радовать то обстоятельство, что редактор появился у меня хотя бы даже и в виде Мефистофеля. Но, с другой стороны, роман ему мог не понравиться, а это было бы неприятно... Кроме того, я чувствовал, что самоубийство, прерванное на самом интересном месте, теперь уж не состоится, и, следовательно, с завтрашнего же дня я опять окажусь в пучине бедствий. Кроме того, нужно было предложить чаю, а у меня не было масла. Вообще в голове была каша, в которую к тому же впутывался и зря украденный револьвер. Рудольфи между тем глотал страницу за страницей, и я тщетно пытался узнать, какое впечатление роман производит на него. Лицо Рудольфи ровно ничего не выражало. Когда он сделал антракт, чтобы протереть стекла очков, я к сказанным уже глупостям прибавил еще одну: - А что говорил Ликоспастов о моем романе? - Он говорил, что этот роман никуда не годится, - холодно ответил Рудольфи и перевернул страницу. ("Вот какая сволочь Ликоспастов! Вместо того, чтобы поддержать друга и т. д.") В час ночи мы выпили чаю, а в два Рудольфи дочитал последнюю страницу. Я заерзал на диване. - Так, - сказал Рудольфи. Помолчали. - Толстому подражаете, - сказал Рудольфи. Я рассердился. - Кому именно из Толстых? - спросил я. - Их было много... Алексею ли Константиновичу, известному писателю, Петру ли Андреевичу, поймавшему за границей царевича Алексея, нумизмату ли Ивану Ивановичу или Льву Николаичу? - Вы где учились? Тут приходится открыть маленькую тайну. Дело в том, что я окончил в университете два факультета и скрывал это. |
