|
- Я окончил церковноприходскую школу, - сказал я, кашлянув. - Вон как! - сказал Рудольфи, и улыбка тронула слегка его губы. Потом он спросил: - Сколько раз в неделю вы бреетесь? - Семь раз. - Извините за нескромность, - продолжал Рудольфи, - а как вы делаете, что у вас такой пробор? - Бриолином смазываю голову. А позвольте спросить, почему все это... - Бога ради, - ответил Рудольфи, - я просто так, - и добавил: - Интересно. Человек окончил приходскую школу, бреется каждый день и лежит на полу возле керосинки. Вы - трудный человек! - Затем он резко изменил голос и заговорил сурово: - Ваш роман Главлит не пропустит, и никто его не напечатает. Его не примут ни в "Зорях", ни в "Рассвете". - Я это знаю, - сказал я твердо. - И тем не менее я этот роман у вас беру, - сказал строго Рудольфи (сердце мое сделало перебой), - и заплачу вам (тут он назвал чудовищно маленькую сумму, забыл какую) за лист. Завтра он будет перепечатан на машинке. - В нем четыреста страниц! - воскликнул я хрипло. - Я разниму его на части, - железным голосом говорил Рудольфи, - и двенадцать машинисток в бюро перепечатают его завтра к вечеру. Тут я перестал бунтовать и решил подчиниться Рудольфи. - Переписка на ваш счет, - продолжал Рудольфи, а я только кивал головой, как фигурка, - затем: надо будет вычеркнуть три слова - на странице первой, семьдесят первой и триста второй. Я заглянул в тетради и увидел, что первое слово было "Апокалипсис", второе - "архангелы" и третье - "дьявол". Я их покорно вычеркнул; правда, мне хотелось сказать, что это наивные вычеркивания, но я поглядел на Рудольфи и замолчал. - Затем, - продолжал Рудольфи, - вы поедете со мною в Главлит. Причем я вас покорнейше прошу не произносить там ни одного слова. Все-таки я обиделся. - Если вы находите, что я могу сказать что-нибудь... - начал я мямлить с достоинством, - то я могу и дома посидеть... Рудольфи никакого внимания не обратил на эту попытку возмущения и продолжал: - Нет, вы не можете дома посидеть, а поедете со мною. - Чего же я там буду делать? - Вы будете сидеть на стуле, - командовал Рудольфи, - и на все, что вам будут говорить, будете отвечать вежливой улыбкой... - Но... - А разговаривать буду я! - закончил Рудольфи. Затем он попросил чистый лист бумаги, карандашом написал на нем что-то, что содержало в себе, как помню, несколько пунктов, сам это подписал, заставил подписать и меня, затем вынул из кармана две хрустящих денежных бумажки, тетради мои положил в портфель, и его не стало в комнате. Я не спал всю ночь, ходил по комнате, смотрел бумажки на свет, пил холодный чай и представлял себе прилавки книжных магазинов. Множество народу входило в магазин, спрашивало книжку журнала. В домах сидели под лампами люди, читали книжку, некоторые вслух. Боже мой! Как это глупо, как это глупо! Но я был тогда сравнительно молод, не следует смеяться надо мною. Глава 5. НЕОБЫКНОВЕННЫЕ СОБЫТИЯ Украсть не трудно. На место положить - вот в чем штука. Имея в кармане браунинг в кобуре, я приехал к моему другу. Сердце мое екнуло, когда еще сквозь дверь я услыхал его крики: - Мамаша!А еще кто?.. Глухо слышался голос старушки, его матери: - Водопроводчик... - Что случилось? - спросил я, снимая пальто. Друг оглянулся и шепнул: - Револьвер сперли сегодня... Вот гады... - Ай-яй-яй, - сказал я. Старушка-мамаша носилась по всей маленькой квартире, ползала по полу в коридоре, заглядывая в какие-то корзины. - Мамаша! Это глупо! Перестаньте по полу елозить! - Сегодня? - спросил я радостно. |
