|
(Он ошибся, револьвер пропал вчера, но ему почему-то казалось, что он его вчера ночью еще видел в столе.) - А кто у вас был? - Водопроводчик , - кричал мой друг. - Парфеша! Не входил он в кабинет, - робко говорила мамаша, - прямо к крану прошел... - Ах, мамаша! Ах, мамаша! - Больше никого не было? А вчера кто был? - И вчера никого не было! Только вы заходили, и больше никого. И друг мой вдруг выпучил на меня глаза. - Позвольте, - сказал я с достоинством. - Ах! И до чего же вы обидчивые, эти интеллигенты! - вскричал друг. - Не думаю же я, что это вы сперли. И тут же понесся смотреть, к какому крану проходил водопроводчик.При этом мамаша изображала водопроводчика и даже подражала его интонациям. - Вот так вошел, - говорила старушка, - сказал "здравствуйте"... шапку повесил - и пошел... - Куда пошел?.. Старушка пошла, подражая водопроводчику, в кухню, друг мой устремился за нею, я сделал одно ложное движение, якобы за ними, тотчас свернул в кабинет, положил браунинг не в левый, а в правый ящик стола и отправился в кухню. - Где вы его держите? - спрашивал я участливо в кабинете. Друг открыл левый ящик и показал пустое место. - Не понимаю, - сказал я, пожимая плечами, - действительно, загадочная история, - да, ясно, что украли. Мой друг окончательно расстроился. - А все-таки я думаю, что его не украли, - сказал я через некоторое время, - ведь если никого не было, кто же может его украсть? Друг сорвался с места и осмотрел карманы в старой шинели в передней. Там ничего не нашлось. - По-видимому, украли, - сказал я задумчиво, - придется в милицию заявлять. Друг что-то простонал. - Куда-нибудь в другое место вы не могли его засунуть? - Я его всегда кладу в одно и то же место! - нервничая, воскликнул мой приятель и в доказательство открыл средний ящик стола. Потом что-то пошептал губами, открыл левый и даже руку в него засунул, потом под ним нижний, а затем уже с проклятием открыл правый. - Вот штука! - хрипел он, глядя на меня. - Вот штука... Мамаша! Нашелся! Он был необыкновенно счастлив в этот день и оставил меня обедать. Ликвидировав висевший на моей совести вопрос с револьвером, я сделал шаг, который можно назвать рискованным, - бросил службу в "Вестнике пароходства". Я переходил в другой мир, бывал у Рудольфи и стал встречать писателей, из которых некоторые имели уже крупную известность. Но все это теперь как-то смылось в моей памяти, не оставив ничего, кроме скуки, в ней, все это я позабыл. И лишь не могу забыть одной вещи: это знакомства моего с издателем Рудольфи - Макаром Рвацким. Дело в том, что у Рудольфи было все: и ум, и сметка, и даже некоторая эрудиция, у него только одного не было - денег. А между тем азартная любовь Рудольфи к своему делу толкала его на то, чтобы во что бы то ни стало издавать толстый журнал. Без этого он умер бы, я полагаю. В силу этой причины я однажды оказался в странном помещении на одном из бульваров Москвы. Здесь помещался издатель Рвацкий, как пояснил мне Рудольфи. Поразило меня то, что вывеска на входе в помещение возвещала, что здесь - "Бюро фотографических принадлежностей". Еще страннее было то, что никаких фотографических принадлежностей, за исключением нескольких отрезов ситцу и сукна, в газетную бумагу завернутых, не было в помещении. Все оно кишело людьми. Все они были в пальто, в шляпах, оживленно разговаривали между собою. Я услыхал мельком два слова - "проволока" и "банки", страшно удивился, но и меня встретили удивленными взорами. Я сказал, что я к Рвацкому по делу. |
