– Штаб батальона? – спросил старший лейтенант, поправляя на спине защитного цвета котомку.
– Так точно, – лениво ответил автоматчик, не козыряя и не принимая стойки смирно. – Начштаба капитан Нечитайло – там, под деревом.
Ну, что ж, ничего страшного, придется докладывать не комбату – первому его заместителю. Правда, по отзывам полковых штабников капитан Видов – вредная личность, не признает авторитет высоких армейских чинов. Режет правду матку прямо в глаза, поэтому и дослужился только до комбата, не вырос выше капитана. Не дай Бог, обидит его поступок нового ротного.
Но выхода не было. Огладив гимнастерку, привычно поправив ремень, ротный направился к развесистой яблоньке.
– Товарищ капитан, старший лейтенант Романов прибыл для дальнейшего прохождения службы!
Все, как положено. – стойка «смирно», живот втянут, грудь колесом, рука вскинута к краю пилотки, пятки – вместе, носки – врозь. Направление выложено на стол.
– Не тянись, старлей, – начштаба бегло прочитал поданные бумаги и продолжил няньчить перевязанную руку. – Выше не вырастешь…. Все знаю, из штаба полка звонили. На прошлой неделе во время артобстрела погиб комроты три, Васька Клешнев. Жалко, отличный был командир и вообще классный парень! Меня вот тоже зацепило осколком… Примешь клешневскую роту. Присаживайся, писарь отправился в подразделения. Вернется – отдашь предписание. Попей молочка – свежее, парное.
Посчитав информацию исчерпанной, Нечитайло запил ее несколькими глотками и продолжил укачивание раненной руки.
– Жмут фашисты?
– Так жмут, что сок течет. Но и мы не лыком шиты, на прошлой неделе целую роту расколошматили, десятерых – в плен, остальным – царство небесное. А ты где воевал?
– В соседней дивизии. Хотел вернуться из госпиталя туда – начальство решило по другому, – разоткровеничался Романов, не решаясь сесть и тем самым потревожить раненную ногу. – Обидно.
– Начальство для того и существует, чтобы тасовать и перетасовывать, – пофилософствовал начштаба. – Почему стоишь, ног не бережешь? Завтра на марше им достанется.
– Мне бы доложиться командиру, – нерешительно протянул Романов, усаживаясь на лавочку и поудобней пристраивая больную ногу.
– Вечный комбат… прости, капитан Видов уехал в штаб полка. Оттуда рванет по ротам. Завтра по утрянке выходим на передовую. Успеешь познакомиться на марше… Только учти, Романов, у капитана… как бы это выразиться… сложный характер. Не вздумай обижаться или оправдываться – не любит… Впрочем, сам разберешься, не маленький.
– За что его назвали «вечным комбатом»? Старый, что ли?
Нечитайло пожал плечами. Поморщился. Наверно, резкое движение отозвалось в ране.
– Да нет, молодой еще. Просто выпрыгнул из обычного взводного в командира батальона, дважды получил внеочередные звания, а потом тормознули. Наверно, достал начальству до самых печенок.
Капитан снова отпил из глиняного кувшина и продолжил няньчить руку.
– Болит? – кивнул Романов на замотанное бинтом предплечье. –
Перевязать бы.
– Конечно, надо бы перевязать, да вот незадача – батальонная фельдшерица Клавка уехала с командиром в штаб полка… Ничего, потерплю.
Молоко кончилось и ординарец принес жаренную говядину. Нечитайло кивнул на миску с мясом, здоровой рукой ухватил здоровенный кусок и впился в него зубами. Погладит больное предплечье – откусит, снова погладит. Романову есть не хотелось, но уходить к курящим писарям тоже не совсем удобно. Он сидел, глядя на ползающих по столу мух.
Покончив с мясом, капитан запил съеденное полустаканом водки. |