— Плюс обезвоживание. Поставим капельницу… — отходит к столу.
— Заболевания какие-то есть?
— Александр Андреевич Романов, — брякаю ему вслед.
— Кхм… — откашливается в кулак.
Покрываюсь краской, глядя на свои ботинки.
— А хронические?
— То же самое… — пожимаю плечом.
— Так и запишем, — бормочет он.
Решаюсь поднять глаза, чтобы увидеть, как мой любимый мужчина
почесывает языком зубы, опустив подбородок на сцепленные в замок руки.
— На втором этаже автомат, — обращается к нему его приятель. — Возьми
там чего-нибудь пожевать для девушки. Мы будем в четвертой палате.
— На минуту можно? — подхватив наши вещи, Романов выходит за дверь.
Встав из-за стола, врач следует за ним. Откинувшись на стену, закрываю
глаза, чувствуя, как на плечи наваливается бесконечная усталость.
Глава 56. Люба
Палата на двух человек пуста, поэтому оказавшись внутри, как
подкошенная опускаюсь на ближайшую кровать, на ходу сбрасывая
ботинки. Чужое помещение кажется неуютным, но все, на что у меня
хватает энергии — молча позволить медсестре сделать укол и поставить
капельницу.
Саша появляется с пакетом всякой дребедени, как раз, когда медсестра
заканчивает процедуру. Тихо выскользнув за дверь, она оставляет нас
наедин друг с другом и с нашими неразрешенными противоречиями, на
которые мне вдруг становится плевать.
Положив нашу одежду на стул у входа, Романов осматривается, подходя к
постели, на которой вытянулось мое ватное тело. С каждой минутой я
чувствую свое тело все хуже и хуже и с трудом держу открытыми глаза.
Но даже это не мешает мне смотреть на Александра Андреевича.
На его расслабленное лицо. На застегнутую под самое горло рубашку, которая облегает подтянутый, очень спортивный торс. На его бедра в
прямых синих джинсах, на пряжку ремня, обмотанного вокруг его плоского
живота.
Смотрю так, будто хоть на секунду забывала, как он выглядит в одежде и
без нее. Просто за весь этот ужасный день я будто впервые вижу его по-настоящему. По-настоящему осознаю, что он здесь, со мной. Я не одна.
Возможно, это ужасная несправедливость по отношению к моему брату, но
впервые в жизни я чувствую, что не одна в таких острых проявлениях. Это
чувство заполняет меня целиком. Романов здесь, и теперь… катастрофа
моей социальной жизни кажется чуть меньшей трагедией, чем два часа
назад. Если он может быть таким спокойным, то я тоже смогу!
Глаза Саши, прокатываются по мне и останавливаются на лице.
Он явно больше не злится, вместо этого он просто смотрит на меня, предпочитая ничего при этом не говорить. Я тоже не злюсь! Поэтому решаю
начать говорить вместо него:
— Что теперь будет? С твоей работой…
Бросив пакет на тумбочку, он зубами вскрывает упаковку шоколадного
батончика и протягивает его мне.
— Она останется при мне, — отвечает, наблюдая за тем, как пытаюсь вяло
его жевать.
Но у меня будто отключается сознание, и говорить становится все труднее.
— Охх… — бормочу еле слышно с таким облегчением, от которого
кружится голова. — Ура…
Саша усаживается на стул рядом с кроватью и, вытянув перед собой ноги, скрещивает их в лодыжках. Сложив на груди руки, продолжает за мной
наблюдать.
— Романов… — роняю батончик вместе с рукой, потому что она не
слушается.
— М-м-м?
— Что мне такое вкололи? — пытаюсь тряхнуть головой, но она не
двигается и на миллиметр. |