потаскухами у него время есть, а с боевым товарищем встретиться нет?

— Оль, — вздыхаю. — Я не в курсе его передвижений.

— Ладно, — отрезает зло. — Просто передай ему, что если он подарил

сыну клюшку, это значит, что на каток они должны сходить в этом году, а не

в следующем.

— Тебе не кажется, что подобные вещи ты должна обсуждать с ним лично?

— Мне так не кажется, — рычит она. — Если мы встретимся лично, боюсь

эту клюшку засунуть ему в задницу!

— Может поэтому он тебя за километр и обходит? — нахожу я гребаную

логику.

— Не поэтому! А потому что он безответственный мудак!

Так, ладно.

— Это тоже передать?

— Это он и так знает, — любезно сообщает она.

— Спасибо за еду, — закрываю тему, проходя через гостиную и поднимаясь

на второй этаж.

— Пожалуйста, — фыркает она. — Ты может в следующий раз женишься

на малолетке, которая хотя бы плитой пользоваться умеет?

— У тебя сегодня месячные? — раздражаюсь, доставая из шкафа

толстовку.

— Когда женщина обсуждает что-то поважнее минета, это значит у нее

месячные?

— Ты закончила? — захлопываю ящик.

— Да!

— Вот и отлично, — нажав отбой, швыряю телефон на кровать.

Достало это дерьмо.

Стянув шорты, бросаю их на кресло и натягиваю джинсы. Надев толстовку, сбегаю вниз, чувствуя полное отсутствие долбаного аппетита и полное

нежелание сидеть на месте. Подумав минуту, обуваю кроссовки и надеваю

пуховик.

На улице мелкий снег и ощущение апокалипсиса. Ухо закладывает от

близкого выстрела фейерверка. Гирлянду на крыльце коротит, но

ковыряться с ней нет никакого желания, как и разгребать снежный завал во

дворе, поэтому иду в гараж и достаю из запасного холодильника бутылку

красного марочного вина, а потом выхожу за ворота, саданув ногой по

почтовому ящику, чтобы сбить с него снег.

Из-за двухметровой ограды дома напротив несет шашлыками. Метрах в

десяти два подростка начиняют сугроб петардами.

Застегнув куртку, перехожу на легкую трусцу, двигаясь вниз по улице. Через

четыре дома сворачиваю направо. Компания человек в пять зажигает по

кругу бенгальские огни.

— С Новым годом! — летит в меня чей-то смех.

— С Новым годом, — трушу мимо, чувствуя, как от холода начинают гореть

уши.

Пройдя мимо единственного круглосуточного супермаркета, сворачиваю на

параллельную улицу и через минуту добираюсь до нужного дома. Зажав

звонок в кованой калитке, прыгаю на месте, чтобы не отморозить зад.

— Санечка! — визжит хозяйка, повисая на моей шее и обволакивая

запахом терпких духов.

— Ты один?

— Как видишь, — улыбаюсь, получая легкий поцелуй в щеку и вручая ей

бутылку.

— Пошли, пошли, пошли… — смеется Таня, затягивая меня во двор. —

Холодно…

На ней чумовое платье с блестками и кроссовки мужа на ногах.

— Знаешь кто ты, Романов? — тараторит, семеня по расчищенной дорожке.

— Ты жук! Сто лет тебя не видела!

— Работа, — поднимаюсь вслед за ней на крыльцо, пожимая руку мужикам.

— Саня, — лыбится Калинкин. — Ты когда в мой ресторан придешь? —

смакует свою сигару. — Знаешь сколько я за этого шефа отвалил?

— Не вижу, чтоб ты бедствовал, — усмехаюсь, рассматривая его холеную

рожу.