Второй сотрудник достал из папки набранный на компьютере текст и положил перед Крильчуком:

– Если вы согласны стать кандидатом в члены «Союза» – распишитесь в этом протоколе.

Крильчук взял бумагу, поднес к глазам.

ВОПРОС. Вы Крильчук Сергей Леонидович, 1970 года рождения, лейтенант госбезопасности?

ОТВЕТ. Да.

ВОПРОС. Чем вы занимались в последнее время?

ОТВЕТ. 20 октября в составе оперативной группы…

Он дочитал протокол допроса до конца. В тишине кабинета было слышно, как бьется его сердце.

– Что… это? – спросил он, залпом выпив кофе.

– Как видите, мы можем обходиться без побоев и изощренных пыток, в отличие от ваших коллег из ФСК.

– В ФСК не пытают, – проговорил Крильчук, не отрывая взгляда от бумаги.

Штатские засмеялись.

– Возможно, – сказал первый. – Но там и не знают того, что известно нам.

– Подписываете? – второй протянул ручку.

Крильчук понимал, что если он не подпишет, то после того, во что его посвятили, живым отсюда не выпустят. Но чего все‑таки они хотят?.. Подписать! Подписать, вырваться на свободу и рассказать обо всем там – в ФСК, в прокуратуре. Но глаза? Как он будет смотреть в глаза тем, кого предал – Швецу, Илларионову, Валере Арнольдову?.. Жене, сыну, отцу, наконец?..

– Почему вы не заставили меня расписаться тем же способом, каким получили эти показания?

– А потом поддерживать вас в подконтрольном состоянии всю оставшуюся жизнь?.. Нет, Сергей Леонидович, нам нужно, чтобы вы совершили этот шаг трезво и обдуманно.

– Что меня ждет потом? – спросил Крильчук, не надеясь получить ответ.

– Замена режима строгой изоляции на карантин, – резко заговорил первый, – трехчасовая прогулка по территории, через две недели – повторная обработка на «Коде‑1», и в случае, если мы найдем результаты удовлетворительными, приведем вас к присяге. Затем последует программирование на «Коде‑8» и дальнейшие инструкции.

– Программирование?..

– Вы задаете слишком много вопросов! – прикрикнул второй, и его маленькие, пепельно‑серые глаза нетерпеливо забегали. – Подписываете или нет?

Крильчук положил листок на стол, прижал его ладонью левой руки и, с трудом подавляя дрожь правой, размашисто расписался.

35

Засветилась свеча перед престолом.

– Премудрость, прости! – оповестил диакон в царских вратах, осеняя крестом молящихся. Затем, положив Евангелие на Престол, он произнес: – Господи! Спаси благочестивых и услышь нас!

– Святый боже, Святый крепкий, Святый Бессмертный! Помилуй нас, – взмолились вослед поющие.

Отец Василий в золотом расшитой епитрахили и фелони поверх подрясника читал Апостола. Шел третий час литургии. Благоуханный кадильный дым разносился по храму, пробуждая радость в душе верующих, желавших спасения…

В частном доме на Лесной на стене маленькой кухни висели фотографии членов семьи Войтенко, сделанные в разные годы. По одной из них Арнольдов сразу понял, что попал по адресу и ошибки тут быть не может: насмотрелся на живого еще Александра за двенадцать часов дежурства в палате. Встретила его дородная женщина лет тридцати с небольшим, сестра покойного. Сразу проводила на кухню, извинившись: одна комната была занята тремя детьми, затеявшими шумную игру посреди разбросанных игрушек, в другой стонала больная мать Екатерина Семеновна.