— Маргарита Львовна! Я же тебе чуть не полгода назад уже объяснял. Я у себя в доме мужик один, так?

Что верно, то верно. Кешкины родители вот уже который год заколачивают длинный доллар не то в Египте, не то в Бразилии, не то в Канаде. В общем, где-то далеко. И связь с любимым отпрыском и тетушкой Амалией Карловной поддерживают исключительно почтой — как правило, электронной — или, в крайнем случае, по телефону. Плюс шлют деньги — то есть, слали до определенного момента. С год назад, когда Иннокентий, с моей, хотя и очень скромной, подачи, начал зарабатывать, Амалия заявила старшим Глебовым, что они тут и так теперь неплохо устроились, и пусть родители лучше откладывают в какой-нибудь приличный банк — ибо держать валюту в чулке ей, Амалии, претит, а искать в России приличный банк — она не до такой степени наивна. Так что, мужик Иннокентий в собственном доме и впрямь единственный.

— Ты же понимаешь, — с самым серьезным видом продолжал «единственный мужик в доме», — что при таком дамском воспитании, без твердой мужской руки, у меня все шансы вырасти изнеженным мамочкиным сынком. И кому это надо? Вот и не возникай.

Если весь мир против тебя, значит, у него мания величия.

Геннадий Андреевич

Дома я сразу вспомнила о своих подозрениях. Ткнула пальцем в сторону телефона и утащила Кешку на балкон. Не сказать, чтобы это было слишком умно. Если я предполагала, что душка Ильин меня «слушает», так на балконе это сделать ничуть не сложнее, чем в любом другом месте.

Но, во-первых, я «грешила» только на телефоны, причем подозревала больше студийный, чем свой. Во-вторых, раз сама Ланка решила наплевать на секретность, то уж меня-то репутация и вообще судьба господина Казанцева и вовсе ни на волос не беспокоили. Будут у него сложности — ну и черт с ним! Ланкины пристрастия — ее личное дело, мое же глубочайшее убеждение — мужик, который терпит, что его положение настолько зависит от его брака, не стоит дружеской поддержки.

А самое главное — чем таким могу я сейчас Максиму Ильичу повредить? Он, судя по обстоятельствам, в ситуации ни сном ни духом, ну, кроме кратковременной связи со Светой, но с ней, похоже, не крутил только ленивый. Во всяком случае, замуж она собиралась не за этого Большого Босса. Против него лишь Светин последний телефонный разговор — ну и что? Натали говорила про бежевую «тойоту», а у господина Казанцева серебристая, вряд ли он ее с тех пор перекрасил. Свидание на рынке, кстати, отлично объясняет последний разговор — истеричная девица, даже если всегда подозревала, что тут ей не светит, желала дать любовнику отставку публично, театрально и все такое. Вообще складывается впечатление, что в свой последний вечер Света только и делала, что всем докладывала про свою будущую свадьбу — вот, любуйтесь, как хорошо у меня все складывается! А Максим Ильич отсутствовал ровно столько времени, сколько нужно съездить на рынок и обратно. Так что отпадает.

В общем, логики в моей паранойе не было ни грамма — но ведь на то она и паранойя? На балкон, на балкон, на балкон, а то мало ли!

— Кешенька, ты у нас маг и волшебник, можешь проверить мой телефон — или даже не только телефон, не знаю — на предмет посторонних деталей, а?

Глебов понял меня мгновенно, однако, изумился крайне.

— Ты чего, Маргарита Львовна? Откуда вдруг такая шпиономания?

Я доложила ему свои резоны: мол, откуда-то Ильин узнал ведь про Казанцева, иначе что за намеки? Вполне мог «жучка» поставить. Иннокентий тяжко вздохнул и постучал себя по лбу.

— Ну, ты даешь! Никогда бы не подумал! Тебя же развели, как последнего лоха, поймали на пустой крючок. Ну, почти пустой…

— То есть как это?

— Маргарита Львовна! — простонал Кешка.