Ну да. Если мне сообщают, что сосед наконец-то перестал кататься на моей машине — так какая разница, прекратил он свои развлечения вчера, позавчера или неделю назад, главное, что прекратил. Однако если эта машина как раз позавчера кого-то сбила — тут уж время приобретает значение почти первостепенное.

Но откуда было Игорю Глебовичу про это знать? Он и позвонил-то лишь потому, что подумал: вдруг Лана Витальевна решит надавить на своего бухгалтера — тогда знание хотя бы некоторых точных деталей может оказаться весьма полезным в смысле психологического воздействия. Одно дело сказать: мужик, ты на моей машине катался, он пожмет плечами и ответит, что тебе померещилось, совсем другое — мужик, ты конкретно позавчера в тринадцать-двадцать ездил конкретно туда-то и туда-то.

В нашем случае конкретная деталь была, к сожалению, всего одна: последние подчистки бухгалтерских файлов (тех, что нельзя было привести в первозданный вид удаленно, вроде «один эс» и тому подобных) производились около шести вечера в ту самую пятницу. Для Игоря Глебовича «та самая» пятница была самой обычной, он просто назвал день и время.

В свете сложившихся обстоятельств забытый пустяк вырастал до размеров как минимум пирамиды Хеопса, а то и целого Эвереста, ибо железно доказывал, что около шести часов вечера в пятницу Лариса Михайловна была в студии. При этом на ключе от черного хода ее пальчики, а вахтерша ее не видела — то есть, человек прокрался на рабочее место потихоньку.

Примерно в то же время или немногим позже, если вахтерша не врет, в студию явилась девушка Света. А вскоре — во всяком случае, не позднее девяти — Света уже не подавала признаков жизни.

Yesterday love was such an easy game to play,

now I need a place to hide away.

Саддам Хусейн

За полчаса до полуночи мы с Ланкой все еще сидели в студии и в который уже раз слушали одну и ту же диктофонную запись. Качество, правда, оставляло желать лучшего, зато количество — то есть, насыщенность содержания информацией — с избытком компенсировало все хрипы, свисты и шорохи. Правда, что с этим самым содержанием делать — было совершенно непонятно.

Позвонила я Ланке сразу после беседы с Игорем Глебовичем. Она была в студии, Лариса Михайловна — тоже. Довольно нахально я потребовала:

— Не выпускай ее!

— Как это? — не поняла Лана Витальевна. — Связать, что ли? Или запереть в туалете?

— Если понадобится, и то, и другое. Надо, чтобы она оставалась на месте до моего приезда, хочу ей несколько вопросов задать. Для собственного удовлетворения. До того, как в нее Ильин вцепится.

Несмотря на шило, засевшее у меня в известном месте после беседы с Игорем Глебовичем, дорога от дома до Дворца съела на восемь минут больше, чем в то незабвенное утро, с которого все началось. Не по моей, впрочем, вине. Ранний вечер вторника (то есть, самый конец рабочего дня) — отнюдь не субботнее утро. А проспект имени Выдающегося Государственного Деятеля — это вам не восьмирядное европейское шоссе. Ни шириной, ни качеством покрытия он похвастаться не может. Пустеет лишь ночью, а в остальное время суток — это сплошное автомобильное месиво, уплотненное вдобавок автобусами, троллейбусами и маршрутками. Лавировать в этой каше способен разве что Поль на своей «кисоньке» или немногие ему подобные, прочие вынуждены ползти в общей массе со средней скоростью… одним словом, небыстро.

По дороге, дабы не жечь попусту нервы (оттого, что я буду психовать, транспорт быстрее не поедет), я мечтала, как разбогатею и заведу себе личный вертолет. Маленький-маленький и очень шустрый. Наверное, к тому времени, как мои финансовые обстоятельства позволят мне приобрести что-нибудь летающее, у нас в Городе как раз оборудуют и взлетно-посадочные площадки в стратегических местах.