— А что произойдёт, если ты не сможешь убедить его оказать нам милость в память о славных старых днях?

Уэс сел.

— Ну, насколько я знаю Аво, в один из таких дней он захочет отвлечься или полениться. И вот тогда я, черт возьми, вытащу нас отсюда.

— А если и это не сработает? Нас продадут как рабов, правильно? Я имею в виду, если нам «повезёт», то это случится. Потому мы никому не нужны, и нас продадут на рынке плоти, да? Преступные территории голодают. И они возьмут мясо любого вида, — она вздрогнула. До неё доносились тёмные слухи о торговле плотью. Сначала ослепляли рабов кислотой, затем заживо снимали с них кожу, перед тем как разделывать их на части.

— Я не допущу, чтобы дело дошло до такого, Нэт. Помнишь наш договор?

Нэт не отвечала.

— Почему он сказал, что за меня заплатят больше? Что они делают с отмеченными?

— Я не знаю, — Уэс старался не смотреть ей в глаза.

— Ты знаешь, но рассказывать мне не хочешь.

Нэт почувствовала, будто её желудок сделал сальто. Уэс старался держать обещание, но она видела страх в его глазах, который ему было трудно скрыть, и она вспомнила, насколько он молод. Как молоды все они. Он притворялся лучше всех. Он был хладнокровен, заставил их всех поверить, что он старший и держит все под контролем. Но ему было всего лишь шестнадцать. Он всего лишь мальчишка. Все они всего лишь дети и сироты. Слоб оказался плохим. Нэт поняла это, он подлейший хулиган на детской площадке.

Холод, казалось, окутывает со всех сторон. Никаких преград: ничего ни сделать, ни увидеть. Дни и ночи тянулись неестественно долго. И этот вездесущий Арктический ветер, обжигающий подобно огню, но не дающий тепла.

Несколько следующих дней их держали в клетке без еды и воды, кроме таявших сосулек, висевших по углам. Сначала Нэт чувствовала себя нормально, но на третий день она почувствовала головокружение даже сидя. У неё развилась клаустрофобия из-за клетки, настолько голодной как сейчас ей никогда бывать не приходилось. Она пыталась заснуть, но её тело каждый раз потрясал ветер, свистевший через пулевые отверстия. Холодный ветер царапал её кожу, будил её, забирая с покрасневших щёк последнюю влагу.

Нэт услышала, будто что-то рвётся, и на мгновение подумала, будто клетка вот-вот упадёт в воду. Она подняла глаза и увидела, что Уэс отрывает длинную полоску ткани от подкладки своего жилета.

— Что ты делаешь?

Он не отвечал, продолжая отрывать еще полосы от одежды.

— Ты же замёрзнешь! Прекрати!

— Вот, — сказал он, протягивая ей самую длинную. — Съешь.

— Что это? — спросила она, слишком слабая, чтобы протянуть к нему руку.

— Это бэйкон-фрут. На вкус как фрукты, выглядит как бекон. Военные закатывают их вот в такие трубки. В основном этот полиматериал, они используются для изоляции дома. Ткань для закатки хранит сухофрукты свежими много лет. Мы с Шейксом поняли, что они отлично подойдут для дешёвой изоляции, поэтому мы соорудили из них куртки.

Она наблюдала, как Уэс просунул руку внутрь жилета и оторвал длинную полоску ткани внутри него.

— Я хотел сохранить её на чёрный день. Похоже, этот день настал. Никогда не думал, что, в конечном счёте, буду есть такие вещи. — Он откусил и улыбнулся. — На вкус хуже, чем кажется.

Он ошибался. Нэт подумала, что это самая вкусная подкладка, которую она когда-либо ела. Голод показался утраченным на то мгновение, пока она жевала.

Утром охранник протолкнул им в клетку жестяные миски с водой и кашей. Так же как и бэйкон-фрут, этого было достаточно, чтобы не дать им умереть с голоду, но не более.