Может, нам это лишь казалось, не
знаю.
В усадьбе мы быстро отъелись, выпарили вшей, постирали штаны,
гимнастерки, одним словом, обжились, как дома, и начали искать занятия. И
нашли их. Пожилой связист, мой напарник, чинил в конюшне хомуты и сбрую.
Бронебойщик стеклил окна в пристройке, где обитала дворня. Командир
отделения ефрейтор Васюков приладился в подвале гнать самогонку из фруктовой
падалицы, ходил навеселе. А младший лейтенант, наш взводный, вечерами играл
на рояле в панском доме непонятную музыку.
На самом верху была комната с розовато-серебристыми обоями, и в ней
стоял рояль орехового цвета. Большое зеркало там было с деревянными
ангелочками на раме и сооружение, напоминающее и кровать, и скамейку, и
диван одновременно. Нам пояснили -- канапе! Один солдат с придыхом вымолвил,
услышав это слово: "Во, падлы, буржуи, живут, а!"
"В комнате этой, -- пояснила востроглазая паненка, окончательно
закружившая голову ротному кашевару, -- проживала сама пани Мария -- дочь
пана, -- дама одинокая и "бардзо пенькна и повижна".
Портрет ее, большой, писанный маслом, висел здесь же, на стене.
"Баба и баба!" -- решили знатоки и глядеть на нее перестали. Оно,
может, так и было, баба и баба. И все же в худенькой женщине с распущенными
по плечам белокурыми волосами, в тонкой и белой шее, в разрезе удлиненных
или надменно прищуренных глаз и особенно во лбу, большом и умном, было
что-то такое, отчего мы смолкали в этой комнате, ничего тут не трогали, а
младший лейтенант все играл и играл на рояле. "Рахманинова играл", -- сказал
нам один узбек из пополнения.
Пополнение это, разное по годам и боевым качествам, прибыло спустя
неделю после нашего блаженного житья в панской усадьбе, и мы поняли: райские
эти кущи скоро придется покидать, наступать надо будет.
Между тем немец тоже не дремал и подтягивал резервы, потому что обстрел
переднего края все усиливался, и многие деревья, да и панский дом были уже
повреждены снарядами и минами. Дворня перешла жить в подвалы, и днем ей
шляться по усадьбе запретили.
При обстреле усадьбы пострадали не только дом и деревья, по и боги с
богинями. Особенно досталось одной богине. Она стояла в углублении парка,
над каменной беседкой, увитой плющом. Посреди беседки был фонтанчик, и в нем
росли лилии, плавали пестрые рыбки. Но что-то повредилось в фонтанчике, вода
перестала течь, лилии сжались, листья завяли, и рыбки умерли без воды, стали
гнить и пахнуть.
Беззрачными глазами глядела белая богиня на ржавеющий фонтанчик,
стыдливо прикрывая грех тонкопалою рукою. Она уже вся была издолблена
осколками, а грудь одну у нее отшибло. Под грудью обнажились серое пятно и
проволока, которая от сырости начала ржаветь. |