— Это было невозможно.

— О, я знаю. Чтобы добраться до дома, нам понадобился бы целый линейный корабль. Но сейчас я на свободе, действительно на свободе, и не могу выразить, что я чувствую. Дышать чистым воздухом, видеть солнце, ощущать соль на губах, знать, что я больше не вернусь в тот... тот ад. Знать, что я среди друзей и скоро увижу всех старых друзей. И наконец-то увижу Кэролайн... Я готов расплакаться.

— Да... — растроганный Росс нахмурился и посмотрел на неровную линию горизонта.

— Как она?

— Неплохо, как только услышала, что ты жив. А до того напоминала сорванный цветок, который не поставили в воду.

— Не думаю, что мне стоит видеться с ней таким. Наверное, сначала мне потребуется месяц, чтобы привести себя в порядок.

— А я предполагаю, что она сама захочет привести тебя в порядок.

— Да... Да. Не знаю. Я такое пугало.

Они замолчали. Стоящий у румпеля лейтенант Спейд с «Александра» отвернул на румб по ветру.

— Вместе с тобой мы спасли по меньшей мере еще двоих, — сказал Росс. — Небольшой бонус. И еще парочка могла обрести свободу. Я тревожусь только из-за Нэнфана. В ужасе думаю о том, как придется говорить с его отцом.

— Ох, — вздохнул Дуайт. — Должен кое в чем признаться. Когда мы ушли, Нэнфан еще не был мертв.

— Не был мертв? Но...

— Он умирал. Был задет мозг. Он не протянул бы и часа. Но я понимал, что на этот час, если только я не солгу, ты или кто-то еще останетесь с ним. И эта преданность не принесет ничего хорошего. Кто-то, возможно ты, тоже расстанется с жизнью.

Росс снова замолчал, раздумывая над этими словами. Что, если Нэнфан пришел в сознание? Его оставили умирать среди врагов. А если он снова, как и во время несчастного случая на шахте, опровергнет все предсказания докторов?

— На сей раз никаких шансов, могу заверить, — сказал Дуайт, прочитав его мысли. — С внутренними повреждениями никогда нельзя сказать определенно. Но тут всё было очевидно.

Росс кивнул.

— А что с другим нашим раненым?

— С юным Дрейком? Пока не могу сказать. У меня нет медицинских инструментов. Пулевые ранения обычно не воспаляются, но мы не знаем, не попали ли в рану нитки от рубашки. Мы также не знаем, насколько сильно раздробило кость. Но это менее существенно для выживания.

— Каковы его шансы?

— Узнаем, как только сойдем на берег. Мне не нравится его жар, но это может быть всего лишь результатом шока. Разумеется, если рана загноится, то надежды нет. Плечо не ампутируешь.

Встречный ветер продолжал над ними измываться, и за день они продвинулись недалеко. Судя по немногочисленным парусам в поле видимости, они с таким же успехом могли бы находиться и посреди Атлантики. Лейтенант Армитадж, самый опытный из всех, предположил, что они примерно в шестидесяти милях к северо-западу от Бреста и, вероятно, на том же расстоянии к юго-западу от Лизарда. Ветер дул с северо-востока, и чтобы пристать в нужном месте, приходилось постоянно лавировать галсами против ветра.

Чтобы вообще куда-либо высадиться, им нужно было бороться с ветром, поскольку английское побережье заканчивалось где-то неподалеку, а им вовсе не хотелось очутиться посреди Атлантического океана. Всю ночь на палубе оставались трое, остальные сгрудились в вонючей каюте, которая не переставала раскачиваться и трястись. Свечи закончились, в фонаре горела последняя. Некоторые страдали от морской болезни, другие пытались поспать. Дуайт сидел рядом с Дрейком, тому стало хуже. Дуайт сказал, что слишком устал, чтобы провести ночь на палубе, и ему нужно отдохнуть после двух дней на воздухе.

После спора Росс сдался, сам он с тех пор как они покинули Киберон спал урывками. Он провалился в усталую дрему, объясняя Демельзе, почему во время вылазки погиб ее брат.