Еще немного, еще чуть-чуть… Случилось! Он вылез и сбросил с себя пропыленную тряпку.
Самолет начал выравниваться после набора высоты. Успел. Но надо торопиться. Члены экипажа теперь могут передохнуть. Штурвал передадут одному из пилотов, другой пойдет в салон, где хранятся продукты, вода и где расположен туалет. Пилоты вооружены и проникшего на борт несанкционированного пассажира придавят, как таракана.
Муратов поднялся с пола, захлопнул люк, натянул дорожку и прошел к кабине пилотов. Он не знал точно, каков состав экипажа, но практика говорила о следующем: внутренняя линия, все перелеты по Дальневосточному краю, несмотря на огромные расстояния, не комплектуются полным составом, достаточно двух пилотов и штурмана. Самолет летит без пассажиров, значит, и бортпроводники не требуются. Самое важное — сохранять спокойствие и действовать согласно плану. Муратов зашел в туалетную комнату, оставив дверь приоткрытой. Теперь надо запастись терпением.
Ждать пришлось долго. Он слышал, как открылась дверь кабины и быстро захлопнулась. Увидев спину в кителе, выскочил и напал на летчика сзади. Несколькими ударами сбил его с ног, оседлал и вцепился в глотку. Оглушенный и растерянный лейтенант не успел прийти в себя, озверевший убийца вцепился в него бульдожьей хваткой и еще долго не мог разжать руки, после того как жертва испустила дух. Вытерев взмокшее лицо, Муратов скинул робу с номером на груди, снял с убитого китель и надел его. Взял ремень с кобурой. Теперь он ничего не боялся. С револьвером в руке решительно шагнул в кабину. Удар рукояткой по голове — и второго пилота не стало. Из-под фуражки потекла кровь.
Голованов обернулся:
— Это ты, Васька?
— Я, к твоему сожалению. Сиди тихо, Славик! Ты на мушке. Держи руки на штурвале.
— Зачем людей губишь, мерзавец?
— И тебя не пожалею, мне терять нечего. Со штурвалом я и без тебя справлюсь, три тысячи часов налетал. Подумай о жене и сыне.
— Уже подумал. А ты о чем думаешь?
— А я думаю, что в Хабаровске нам делать нечего, полетим в Тынду. На востоке от города есть запасной военный аэродром, там и сядем.
— Его после войны закрыли.
— А зачем же нам действующий аэродром? Арестуют. Могут и на подлете сбить. Рацией я тебе воспользоваться не дам.
— Нас в любом случае расстреляют, если я не доставлю пакет в Главное краевое управление внутренних дел.
Муратов прижал ствол нагана к затылку Голованова и взял с приборной панели планшет. Раскрыв его левой рукой, вытащил конверт с сургучными печатями.
— Он у меня, Славик. Из него можно сделать самокрутку и набить махрой, тогда тебя точно к стенке поставят. Прощай жизнь и семья. Вариант другой. Из Тынды по «железке» до Хабаровска рукой подать. Разойдемся по-тихому как в море корабли. У каждого из нас останется шанс.
— Ты помнишь историю, как лошадь на своем горбу переправляла скорпиона через реку?
— А потом он ее укусил. Помню.
— На старый, малопригодный к посадке поросший колючками аэродром с короткими полосами ты тяжелый самолет не посадишь. Сковырнешься на первой же кочке и сгоришь.
— Зачем же мне сажать самолет, когда есть ты.
— А зачем я тебе нужен после посадки. Лишняя головная боль. До железной дороги и одному дойти можно. Рукой подать.
— Я умею быть благодарным, Славик. Но если ты не согласишься с моим предложением, то упустишь шанс проверить на деле мои слова.
— Хорошо. Летим в Тынду. Прокладывай маршрут, штурман.
— С удовольствием, только поясочек с кобурой мне придется с тебя снять.
8.
Старик походил на пересохшую ветку. Лицо желто-серое, помутневшие глаза. Вряд ли он видел людей, вошедших в его чум. |