|
Он просто сумасшедший, и у него являются иногда сумасбродные фантазии. Вот и все… Это уже достаточно страшно. И взяв тарелку с печеньем, он передал ее барышням Растуаль, изгибаясь на манер красавца офицера; потом, поставив тарелку на место, он продолжал: – И только подумать, что этот несчастный занимался политикой! Я не хочу упрекать вас, господин председатель, за связь с республиканцами; но признайтесь, что маркиз де Лагрифуль имел в этом господине очень неподходящего сторонника. Растуаль сделался очень серьезным. Он ограничился неопределенным жестом. – Он и до сих пор ею занимается; быть может, именно политика ему и свернула голову, – промолвила прекрасная Октавия, аккуратно вытирая губы. – Говорят, он очень интересуется будущими выборами, не правда ли, мой друг? Она обратилась к своему мужу, бросив на него выразительный взгляд. – Он сломает себе шею на этом! – воскликнул Кондамен. – Он всюду кричит, что исход выборов зависит от него, что если он захочет, то заставит выбрать сапожника. – Вы преувеличиваете, – вставил доктор Поркье. – Он уже не пользуется прежним влиянием; весь город смеется над ним. – Вот это то и вводит вас в заблуждение! Если он захочет, то поведет к урнам весь старый квартал и сколько угодно деревень. Он сумасшедший, это правда, но это служит для него как бы рекомендацией. По моему, он еще слишком рассудителен для республиканца. Эта пошлая шутка имела большой успех. Барышни Растуаль даже захихикали, как школьницы. Председатель соблаговолил одобрительно кивнуть головой; он покончил со своей серьезностью и, не глядя на префекта, сказал: – Лагрифуль, быть может, не оказал нам тех услуг, которых мы были вправе от него ожидать, но сапожник – это поистине было бы позором для Плассана! И быстро добавил, чтобы покончить со сделанным им заявлением: – Половина второго; это просто разврат так засиживаться… Господин префект, разрешите вас поблагодарить. Г же де Кондамен удалось подвести итог беседе; набрасывая на плечи шаль, она промолвила: – В конце концов, нельзя же допустить, чтобы выборами управлял человек, ползающий в первом часу ночи на коленях по салатным грядкам. Эта ночь сделалась легендарной. Кондамен развернулся вовсю, рассказывая об этом приключении де Бурде, Мафру и. аббатам, не видавшим соседа со свечой в руках. Три дня спустя весь квартал клялся, что видел, как сумасшедший, колотивший жену, прогуливался в накинутой на голову простыне. В задней аллее, на послеполуденных собраниях, главным образом интересовались возможной кандидатурой сапожника, выдвигаемого Муре. Смеялись, потихоньку наблюдая друг за другом. Это был способ испытывать в политическом отношении своих ближних;! Де Бурде, слушая некоторые признания своего друга – председателя, начал приходить к мысли, что между супрефектурой и умеренной оппозицией могло бы состояться молчаливое соглашение относительно его кандидатуры, с тем чтобы нанести решительное поражение республиканцам. Поэтому он все более и более саркастически относился к маркизу де Лагрифулю, тщательно подмечая малейшие его промахи в Палате. Делангр, лишь изредка заходивший на эти собрания, под предлогом своей чрезвычайной занятости делами городского управления, только улыбался при каждом новом выпаде бывшего префекта. – Вам остается только похоронить маркиза, господин кюре, – сказал он однажды на ухо аббату Фожа. Г жа де Кондамен, услышав эти слова, повернула голову и с очаровательным лукавством приложила палец к губам. Теперь аббат Фожа допускал в своем присутствии разговоры о политике. Изредка он даже сам высказывал какое нибудь мнение, предлагал союз между честными и религиозными людьми. Тогда все принимались выражать горячее сочувствие этой идее – Пекер де Соле, Растуаль, де Бурде и даже Мафр. Ведь так легко было бы столковаться благонамеренным людям, чтобы потрудиться вместе над укреплением великих принципов, без которых не может существовать ни один строй. |
