|
– Однако, голубушка, ваш глинтвейн чертовски хорош! – Я нашла на камине лимон и выжала его, – сказала Роза. – И отлично сделали. У меня тут все есть. Когда я готовлю себе кролика, то уж со всеми приправами, какие полагаются, будьте спокойны. Придвинув стол к камину, он сел между кухаркой и Александром, налил всем глинтвейну в большие желтые чашки и сам благоговейно сделал два глотка. – Чорт возьми, – воскликнул он, прищелкнув языком, – вот это глинтвейн! Видно, вы понимаете в нем толк; он, пожалуй, лучше моего. Надо будет взять у вас рецепт. Успокоившаяся и польщенная этими комплиментами, Роза засмеялась. Пламя горящих лоз отбрасывало яркокрасный отблеск; чашки снова наполнились. – Выходит, значит, – начал Маккар, облокачиваясь на стол и глядя в лицо кухарки, – что племянница моя приехала просто так, с бухты барахты? – И не говорите, – ответила Роза, – а то я опять начну злиться… Барыня у меня сходит с ума, точь в точь, как барин; сама уж не знает, кого любит, кого нет… Мне кажется, что она перед отъездом поспорила с господином кюре; я слышала, что они уж очень громко кричали. Дядюшка раскатисто засмеялся. – Да ведь они как будто отлично ладили между собой, – сказал он. – Конечно, но разве с таким характером, как у барыни, что нибудь может быть прочным?.. Я готова побиться об заклад, что она жалеет о колотушках, которые ей задавал хозяин. Мы ведь нашли его палку в саду. Маккар посмотрел на нее еще более пристально и между двумя глотками глинтвейна проговорил: – Может быть, она приехала, чтобы забрать Франсуа домой? – Упаси нас боже от этого! – испуганно вскричала Роза. – Барин ведь разнесет весь дом; он всех нас убьет… Знаете, я этого до страсти боюсь! Все время трясусь, как бы он ночью не явился и не зарезал нас. Стоит мне только подумать об этом, лежа в постели, так я уж и заснуть не могу. Все кажется, что он лезет в окно, – волосы всклокоченные, а глаза светятся, как спички. Маккар громко засмеялся, стуча чашкой по столу. – Это было бы забавно, очень забавно! – повторял он. – Вряд ли он вас очень любит, особенно вашего кюре, который занял его место. С ним бы он живо справился, даром что тот здоровенный малый: ведь у сумасшедших, говорят, бывает огромная сила. Скажи, Александр, представляешь ты себе, что будет, когда бедняга Франсуа попадет к себе домой? Он уж там навел бы порядочек. Я бы с удовольствием посмотрел! И он поглядывал на сторожа, спокойно потягивавшего вино и только кивавшего в знак согласия головой. – Это я говорю просто так, для шутки… – добавил Маккар, заметив испуганный взгляд Розы. В эту минуту Марта страшно забилась за ситцевой занавеской; пришлось в продолжение нескольких минут крепко держать ее, чтобы она не упала. Когда она снова вытянулась, неподвижная, как труп, дядюшка вернулся погреть себе ноги у камина; задумчиво и как бы безотчетно он пробормотал: – Она не очень то покладиста, моя племянница. Потом вдруг спросил: – А Ругоны, что они говорят обо всех этих делах? Они на стороне аббата, не правда ли? – Барин относился к ним не так уж хорошо, чтобы они стали его жалеть, – ответила Роза. – Он вечно над ними издевался. – И он был прав, – заметил дядюшка. – Ругоны скареды. Подумать только, они так и не согласились купить ржаное поле, вон там, напротив. А ведь какое это было бы выгодное дельце! И я брался его провести… То то Фелнсите скорчила бы рожу, если бы Франсуа вернулся домой. Он засмеялся, потоптался вокруг стола и, с решительным видом закурив трубку, заговорил снова. – Тебе, пожалуй, пора уходить, милый мой, – сказал он Александру, снова подмигнув ему. – Я тебя провожу… Марта сейчас как будто успокоилась. |
