Возможно, оба, к обоюдному удовлетворению, могли бы еще о многом поведать друг другу, да нелегкая принесла Вольницкого — комиссар очень торопился. И принялся, по своему обыкновению, задавать вопросы на засыпку.

Собеслава они сразу же разозлили, он насторожился и ответы давал продуманные.

— Прилетел я сегодня, в первой половине дня. Сразу же встретился с сестрой, но она спешила на работу, так что разговор с ней получился коротким. Пожалуйста, вот авиабилет и счета отеля. Из Гренландии летел прямиком, лишь с короткой посадкой в Копенгагене. Вот уж не знаю, что вам еще требуется, чтобы этому поверить, свидетели есть, но из них лишь один говорит по-польски, пожалуйста, вот телефон, звоните.

— Кто такой?

— Алиция Хансен, по происхождению полька, долгие годы живет в Дании. И датчан могу дать, но уж с ними вы никак не поймете друг друга. Они только датский и знают.

Вольницкому датчане были до лампочки, свидетельницу Хансен он отложил на некоторое время. В данный момент его интересовали подробности личной жизни убитого, а у кого выспросить про них, как не у родного брата?

Пришлось Собеславу развеять надежды комиссара.

— Я не был в Польше практически четырнадцать лет, — вздохнул он, стараясь подавить раздражение и отвечать спокойно. — Приезжал лишь изредка и ненадолго, да и раньше старался как можно меньше встречаться с братом и сестрой. Не наладились у нас родственные отношения. Так что я понятия не имею, что тут делалось. Да, более-менее знаю и характер брата, и его взгляды, мне ни то ни другое никогда не нравилось, вот мы практически и не встречались. Уверен, о его жизни сейчас вы знаете намного больше меня.

— Вы и не переписывались с ним?

— Нет. Только поздравительные открытки ему и сестре.

— Так что же вам так не нравилось в вашем брате?

Собеслав недовольно поморщился:

— Выходит, мне надо непременно поливать его грязью? Уже посмертно?

Вольницкий помолчал, тоже недовольно глядя на свидетеля.

— Кто-то убил вашего брата, так? Может, это был человек, которого покойник чем-то обидел. Возможно, это произошло много лет назад, а тот человек все эти годы его ненавидел и мечтал отомстить. Возможно, какая-нибудь мстительная из его многочисленных… возлюбленных. Мы пытаемся найти убийцу. Вы не хотите нам помочь?

— Я просто сомневаюсь, что смогу это сделать. Годы назад, годы назад… Да мне даже и не вспомнить всех его девиц, он пользовался большим успехом у женщин. Нет, никакого специально сельскохозяйственного заведения он не кончал, садоводством начал заниматься, чтобы зарабатывать на жизнь, — думаю, что сначала честно… И только потом начались эти… не знаю, как их назвать… махинации, что ли. Еще при мне, и в памяти осталась общая атмосфера обмана и плутней, а не конкретные факты. Запомнился, впрочем, один факт, и то потому, что имеет отношение к моей профессии. Он хотел, чтобы я ему сделал хорошие фотографии каких-то деревьев из ботанического сада, а потом выдал их за свои. Нет, не фотографии выдал, а деревья. И я сразу почувствовал — дело пахнет керосином. Да и вообще… не был он человеком надежным.

— Приезжая даже на короткое время в Варшаву, вы останавливались у него в доме?

— Нет, не у него, а у себя.

— Точнее, это значит где?

— Да в том же доме, ведь наполовину это и мой дом, вы небось уже успели это установить.

Разумеется, комиссар успел. Дом на улице Пахоцкой принадлежал двум владельцам, все оформлено нотариально честь-честью, значит, половина недвижимости принадлежала брату покойного. Вторая половина входила в состав общего наследственного имущества.

— Вам что-нибудь известно о завещании брата?

— Нет.