Итак, он дал ей выпрошенные два часа, предусмотрительно проводив ее домой, чтобы узнать, где она живет. Правда, провожал не так, как обычно это делают влюбленные. Каждый из них ехал в своей машине…

Для начала Вольницкий избрал путь наименьшего сопротивления, взявшись за тех, кого Кася порекомендовала ему на основе анализа бумаг покойного. Раздобыв всеми правдами и неправдами трех помощников, он велел им спрашивать людей лишь об одном — где они были в роковой воскресный вечер. Алиби! Это главное, причем алиби реальное, железное, чтоб ни тени сомнения. Это был единственный способ ограничить кошмарное количество возможных убийц. Потом, уже не в такой спешке, можно будет заняться теми, у кого такого алиби не имелось.

Опять же для облегчения адовой работы, комиссар избрал метод, который можно назвать географическим. Учитывалась не столько тяжесть подозрений, сколько место пребывания допрашиваемого субъекта, чтобы они находились поближе один к другому и по возможности следовали друг за другом, не вынуждая его носиться из конца в конец по всей Варшаве.

Руководствуясь избранным методом, следователь выбрал первым небольшой питомник на Давидках, в основном — хвойные и кустарники. Питомник принадлежал Анне Брыгач. Правда, в бумагах жертвы преступления она мелькнула лишь один раз, но Кася ее очень рекомендовала, да и территориально ее питомник оказался по дороге к весьма подозрительному типу.

Владелицу питомника комиссар застал на месте. Он успел лишь поздороваться и только начал разглядывать подозреваемую, как зазвонил его сотовый. Из комендатуры сообщили о приходе брата убитого, Собеслава Кшевца.

— Пусть подождет! — распорядился комиссар. — Буду через полчаса, самое большее — сорок пять минут.

Анна Брыгач, дама средних лет, походила на жилистого крупного гнома, и на роль возлюбленной Мирослава Кшевца мало годилась, но финансовые потери понесла, и ее руки наверняка были достаточно сильными. Опять же привыкла иметь дело с секаторами. И выражение лица подходящее, не просто решительное, но вроде бы даже какое-то упрямое, непримиримое. Нет, он ее так не оставит.

— Полиция, Отдел особо тяжких преступлений. Где вы находились в последнее воскресенье между восемнадцатью и двадцатью?

Удивлению Анны Брыгач не было предела.

— Тут была, где же еще! Дома. Я тут и живу, — твердо заявила она, машинально махнув рукой на жилой дом, видневшийся невдалеке. — А в чем дело? Особо тяжкие, говорите? Тут у нас ничего особо тяжкого в воскресенье не происходило.

— А кто может это подтвердить?

— Что именно подтвердить? Что ничего тяжкого у нас не происходило?

Следователь спохватился. Действуя в спешке, он понадеялся на известный эффект — захватить человека врасплох. Но похоже, ему достался крепкий орешек. И он пояснил суть вопроса:

— Кто может подтвердить, что в воскресенье в указанное мною время вы действительно были дома?

— Да все могут! Брат с женой приехали, кузен помогал мне с поливкой, моя работница, она сама тут живет. Хотя нет, она после шести поехала в город, но зато сосед забежал за кустиками на могилку, я ему обещала, и мы еще вместе их подбирали. И все до сих пор живы.

— У вас были контакты с Мирославом Кшевцем…

Жилистый гном вдруг пришел в ярость. Рассердился, да еще как!

— Контакты, контакты! Были контакты, да давно все вышли. Тоже мне контакты, всего один раз я попала впросак, это с любым может случиться. Вы прямо говорите, в чем дело. Вон, мне туи привезли, я должна этим заняться, они всегда спешат, да и у меня со временем не густо. Мне только вашего Кшевца не хватало!

Реакция подозреваемой на вопрос и сам тон ее ответа заставил Вольницкого отнестись более серьезно к показаниям этой женщины.