— Гены — это ещё не всё. Ты не учёл влияния сопутствующих обстоятельств.

— Вы тоже не учли!

Послышался торопливый стук в дверь, и все псы с лаем кинулись туда.

— Мистер Кроули, — сказал голос из-за двери, еле слышный за поднятым собаками гамом. — Мистер Кроули, вы в порядке?

Старик одарил нас со Шва кривой улыбкой:

— Так судьба стучится в дверь. — Он покатил ко входу, по дороге пригрозив нам: — Не вздумайте удрать, не то скажу полицейским, чтобы они вас застрелили!

Мне не очень верилось в реальность этой угрозы, но я предпочёл не рисковать.

— Ну мы и влипли, Энси, — промолвил Шва. — Вляпались по самое не могу.

— И даже ещё глубже.

Через минуту Кроули вернулся. Один, без полиции. Невероятно.

— Я сказал им, что это была ложная тревога.

Нас накрыло волной облегчения. Мы дружно выдохнули.

— Спасибо, мистер Кроули!

Он пропустил наши благодарности мимо ушей.

— Полиция только погрозила бы вам пальчиком; а из того, что вы сейчас не бьётесь в истерике от страха, я заключаю, что родители пороть вас не станут. Поэтому я накажу вас по собственному разумению. Вы явитесь сюда — к парадному входу! — завтра, ровно в три часа и начнёте отрабатывать за свои прегрешения. Если вы не придёте, то я узнаю, где работают ваши родители и сделаю так, что их уволят.

— У вас не получится!

— Ещё как! Я уже давно выяснил, что для меня препятствий не существует.

Я подумал было, что это лишь пустая угроза, но тут мне припомнились яйца. У таких людей, как Кроули, говорит мой отец, денег больше, чем у самого Господа в хорошие времена, и связи как на небесах, так и в преисподней. Если Кроули сказал, что сделает так, чтобы моего отца уволили, то, пожалуй, безопасней будет поверить ему на слово.

— Сколько платить будете? — поинтересовался я.

— Нисколько.

— Это же рабство!

— Ничего подобного, — сказал Кроули с такой широченной улыбкой, что все его морщины вытянулись в прямые линии. — Это общественно-полезная работа.

6. Как будто у меня других дел мало, так теперь ещё и это

За ужином в тот вечер мой аппетит куда-то запропастился. Случались у меня, конечно, неудачи, но ещё никогда я не проваливался с таким треском. Пятьдесят четыре проигранных бакса — это цветочки. Вот Старикан Кроули, у которого мы теперь будем ходить по струнке — ягодки. Причём волчьи. Какой уж тут аппетит.

Весь ужин я занимался тем, что возил едой по тарелке. Родители не замечали — я же не Кристина и не Фрэнки. Когда сестрёнка отказывается есть, они тут же кидаются щупать ей лоб. Что касается Фрэнки, то отсутствием аппетита он не страдает никогда; наоборот, он вечно заграбастывает себе всю еду, за что ему постоянно достаётся. Однажды я попробовал захапать себе по примеру братца побольше — только для того, чтобы узнать, как на это отреагируют родители. Улучив минуту, когда я смотрел в другую сторону, Фрэнки стибрил чуть ли не половину содержимого моей тарелки. Вот тут-то родители и напустились на него; моих манипуляций они даже не заметили. Братец всегда жалуется, что мне всё сходит с рук. Ну что ж, у медали две стороны.

За весь ужин я, против обыкновения, не сказал и полслова — по-видимому, большая ошибка, потому что это сбило настройку тонкого семейного механизма.

Мама с папой затеяли дискуссию на тему, каким ковром выстлать наш недостроенный обустроенный подвал. Надо сказать, родители живут и дышат для того, чтобы цапаться друг с другом. Приведи их на берег океана — они и там тут же найдут, о чём поспорить: один станет доказывать, что вода сине-зелёного цвета, а другой — что зелёно-синего.