— Должно быть, впал в маразм.

— Я это слышал! — проорал Кроули из своей спальни. Несколько «кабысдохов» оживились при звуках его голоса и понеслись терзать своего хозяина. Так ему и надо, пусть не подслушивает.

— Так что мы для тебя были чем-то вроде вспомогательных колёсиков, — сказал я Лекси.

— Что-что?

— Ну, знаешь, на детских велосипедах устанавливают два дополнительных колёсика сзади, пока малыш не научится ездить уверенно. Одно с одной стороны, другое — с другой. Я и Шва. Вспомогательные колёсики.

— Я не езжу на велосипеде. Не понимаю, о чём ты.

Но я не сомневался — прекрасно понимает.

— Должно быть, Кельвин меня ненавидит, — сказала она, нервно обрывая заусенцы на пальцах.

— Он не ненавидит тебя. Просто чувствует себя обойдённым, вот и всё.

— А ты?

— Нет конечно. Я тебя не ненавижу.

Она протянула руку и дотронулась до моей щеки. Я задумался об ощущении, которое рождает подобное прикосновение. Спорю на что угодно: никто не касался лица Шва до того, как это сделала Лекси. Прикосновение — это очень странная штука, если ты к нему непривычен. Тако-ое начинаешь ощущать…

Наверно, не получив от меня ожидаемой реакции, Лекси убрала ладонь.

— И что теперь будет?

Мне надо было хорошо подумать над ответом, потому что мои собственные чувства ещё не определились. Будем ли мы встречаться и дальше? Я бы этого хотел. Когда я был с Лекси, то чувствовал себя Энтони, а не Энси. Но мой эгоизм исчерпался, и на его место заступила мстительница-совесть. Будет неправильно, если я воспользуюсь ситуацией за счёт Шва.

— Думаю, некоторое время тебе придётся поездить без вспомогательных колёсиков, — вот что я сказал Лекси.

— Но тогда кто мы друг другу? Просто друзья?

Я ответил со всей возможной осторожностью:

— Я выгуливаю собак твоего дедушки. Вот от этого и начнём плясать.

Помни о Шва.

Пойди к нему домой.

Поговори с ним.

Помни о Шва.

Уйдя от Лекси, я всё твердил и твердил себе мысленно эти фразы. Мне плевать, сколько мозговых клеток убили попытки думать о Шва. Я должен пойти к нему или позвонить. Нельзя позволить, чтобы он выскользнул из моего разума, как это всегда случалось. Вот теперь я на собственной шкуре познал, каково приходится Шва, чтó он чувствует.

Помни о Шва.

Иди поговори с ним.

Но когда я заявился домой, папа позвал меня на семейный сбор. Присутствовали все, кроме мамы. Мы уселись вокруг стола в столовой, где обычно никогда не сидим. Этот стол предназначался для праздничных обедов и заполнения налоговых деклараций. Усевшись, я вдруг почувствовал, что не желаю ничего слышать.

— Нам необходимо кое-что обсудить, — начал папа, — потому что в этом доме настало время перемен.

Я сглотнул.

— Каких перемен?

Папа вздохнул. Признак того, что сейчас прозвучит правда. В этот момент я ненавидел эти правдивые вздохи больше всего на свете.

— Во-первых, я теперь стану готовить чаще.

— И? — сказал Фрэнки.

— И? — пискнула Кристина.

— А ваша мама…

— Что мама?

Папа опять вздохнул.

— Мама будет ходить на кулинарные курсы три раза в неделю.

Мы, дети, переглянулись в ожидании дальнейшего, но папа молчал.

— И что, это всё? — отважился я. — Она будет ходить на кулинарные курсы?..

— И искать работу. Возможно, поначалу на неполную ставку.