У богачей куча закидонов, которых я никогда не смогу понять. Но почему-то мне кажется, что это к лучшему.

— Я не хочу получать плату за встречи с Лекси. Так что оставьте ваши бабки в ваших загребущих ручках, им там самое место.

— Работа заключается вовсе не в этом.

Он сделал ко мне ещё один шаг, и впервые за всё время я почувствовал в нём нечто похожее на неуверенность. Он прищурился, словно изучая меня — похоже, решал, гожусь я вообще для этой «работы» или нет.

— За месячную выплату в количестве ста долларов плюс издержки я хочу, чтобы вы с моей внучкой один раз в месяц похищали меня.

— Не понял?

— Всё ты понял! — рявкнул он. — Вы меня похищаете. Причём неожиданным образом. Вам придётся изобретать каждый раз что-нибудь новенькое, эдакое креативное и с приключениями. И если я в течение этого события хотя бы один раз не пригрожу вам тюрьмой — работы вам больше не видать.

Высказавшись, он повернулся и заковылял обратно к дивану, отказываясь смотреть на меня.

— Похищать вас? Да я бы с удовольствием делал это бесплатно!

— Ты только посмотри на него! — хрюкнул Кроули. — Рассказывает мне, что я затеял плохой бизнес, молокосос! Пошёл вон!

Ещё не успев сообщить новость отцу, я позвонил Шва — он знаком с Кроули, посочувствует мне как никто другой. Но набрав номер, я услышал лишь автоответчик. Номер отключён. Сперва я подумал, что это какая-то ошибка, набрал опять и снова получил то же самое. Нового номера Шва не оставил.

Вот теперь у меня всё внутри перевернулось — это было ещё хуже, чем тогда, когда отец сообщил мне о своём увольнении. День клонился к вечеру, в воздухе танцевали снежинки, а ветер стал пронзительно холодным. И всё равно я оседлал свой велосипед и на полной скорости помчался к дому Шва.

На лужайке перед ним торчал плакатик «ПРОДАЁТСЯ».

Надпись красными буквами и улыбающееся лицо риелтора. Рона Джозефсон, посредник высшего класса. Я никогда не встречал этой женщины, но уже ненавидел её.

Я подлетел к двери, постучался и, не дожидаясь ответа, подёргал за ручку. Заперто. Заглянул в маленькое окошко рядом с дверью — и самые мои глубокие опасения подтвердились. Никакой мебели. Я обошёл вокруг дома и заглянул в каждое окно. Везде пусто. Даже мусора, который обычно остаётся в углах после переезда, не видно. Дом был девственно чист.

Вот теперь я перепугался не на шутку. Так пугаешься, когда приходишь домой и обнаруживаешь, что к тебе вломились и украли всё самое ценное. Я оторвал квиток с номером риелтора и ушёл. Мобильным телефоном я пока не обзавёлся, потому что родители заявили, что я должен буду оплачивать его сам, а знакомых, на звонок которым я не пожалел бы денег, у меня нет.

Ближайший телефон-автомат находился в нескольких кварталах, около автозаправочной станции. Там стояло четыре телефона: в одном щель для монет была чем-то забита, в двух других не хватало трубок; последнюю, четвёртую, будку оккупировал мужик, по-видимому, рассказывавший кому-то историю всей своей жизни. Увидев, что я жду, он повернулся спиной, давая понять, что телефона в ближайшем будущем мне не видать. И только когда я с самым подозрительным видом стал отираться у его машины, мужик счёл за благо закончить разговор и повесил трубку.

Я скормил телефону всю мелочь, валявшуюся в кармане, и набрал номер риелторской конторы. Меня соединили с Роной Джозефсон, посредником высшего класса.

— Я звоню по поводу дома на продажу. Я не собираюсь его покупать, мне только нужно вступить в контакт с людьми, которые его продают. — Я назвал адрес.

— Сожалею, — ответила она голосом, в котором не было слышно ни малейшего сожаления, — но таких сведений мы не даём.