— Меня хотят выгнать? — спросил Коля, обдумывая ход.

— Откуда ты взял?

— От сестры Алевтины. Ей главный врач приказал. Я сорвался с места и выскочил в коридор.

Сестра Алевтина оказалась в своей комнате: спешить ей было некуда, и она засиживалась допоздна, воспитывая, как говорил Семен Павлович, других сестер «своей фронтовой беззаветностью».

— С этого дня вы будете выполнять только мои указания, — четко произнес я.

— Если они будут соответствовать указаниям главного врача, — процедила сестра Алевтина.

И губы исчезли с ее лица.

Я привыкал к больным… Особенно к тяжелобольным, за жизнь которых приходилось бороться. Я был признателен им за то, что они выздоравливали. Я любил их за это.

А за то, что Нина Артемьевна, сраженная смертельным, как все считали, ударом, наконец поднялась, я полюбил Колю.

После моего отказа выселить мальчика из хирургического отделения Семен Павлович избегал общаться со мной. Но все же сказал на одной из утренних конференций, которые были довольно долгими, но по старинке назывались «пятиминутками»:

— Завершайте ремонт красавицы, которая лежит у вас в отдельной палате. И остальных ремонтируйте побыстрей, чтобы мы могли начать ремонт на всем этаже. Вопреки вашим усилиям я организовал это!

Организм Нины Артемьевны был не отремонтирован — он был восстановлен после жестокого разрушения. Когда ее первый раз вкатили в операционную, она напоминала роскошное здание, от которого уцелел лишь фасад. И вот здание возродилось…

Коля не выражал радости. Он, не торопясь, собрал вещи в рюкзак и безразлично закинул его за спину, точно собрался в нежеланный поход. Оглядел мой кабинет, диван, на котором спал, стол, на котором лежала шахматная доска.

— Будь здоров, Коленька, — как-то по-медицински попрощался я с ним.

Нина Артемьевна схватилась за горло, будто поперхнулась. Она удержала рыдания.

— Спасибо, Владимир Егорович… Мы никогда не забудем… Спасибо за Колю! И за все… За все!

Коля ожил и бросился утешать ее.

— Мы никогда не забудем! — повторяла она. — Никогда!…

На пороге возникла сестра Алевтина.

— Не будоражьте больных, — сказала она. И исчезла. Нина Артемьевна опустилась на диван.

— Я хотела бы написать в «Книгу отзывов»…

— Не надо! Прошу вас. Ни в коем случае!

— Не напрягайтесь, Владимир Егорович, — остановила меня Маша. — А вас прошу проследовать в ординаторскую!

Там Нина Артемьевна написала: «До конца дней своих не забуду того, что сделал хирург Владимир Егорович Новгородов. Он спас не только меня, но и моего сына. Спас всю нашу семью!»

— Кажется, «Книгу отзывов» можно переименовать в «Книгу жалоб и восхищений», — мрачно проговорил по этому поводу Паша.

Из всех обязанностей главврача Семен Павлович более всего любил хозяйственную деятельность. Это была его родная стихия. Он мог с упоением приколачивать какой-нибудь стенд или задумчиво наблюдать, как моют оконные рамы. Ну а предстоящий ремонт воодушевил его и поглотил целиком.

— К субботе должны быть очищены все палаты, — предупреждал Липнин, словно из палат надо было удалить мусор или строительный материал.

— А если мы не успеем? — осмелился спросить я.

— Не болезни должны управлять вами, а вы болезнями! — Ого, афоризм! — подражая ему, воскликнул я.