- Послушайте, Берт, - быстро заговорила мать Вольфа, - мы имеем право войти! Клегг работает на Правительство лишь ради того, чтобы о нем могли позаботиться в подобные времена. Я могу сказать - это нелегко, быть женой парла, видя, с каким отвращением смотрит на тебя обычная публика в магазинах...

Я заметил, что к ним подошла Лента; внезапно она сказала:

- Не пускайте их, Алика-Берт. Это компания самонадеянных мерзляков, вот кто они.

До этого я толком не замечал Ленту; я был слишком занят Кареглазкой. Теперь, взглянув на нее, я был потрясен. Она похудела, очертания ее лица стали угловатыми и почти старческими, да и одета она была неряшливо.

- Это позор, - сказала Кареглазка, когда Лента снова скрылась в палатке своего отца. - Она, кажется, стала... мне не хотелось этого говорить, Дроув, - такой грубой и неприятной, и я больше не могу с ней общаться.

На следующее утро к ограде быстро подошел отец Кареглазки, Гирт. Придя одним из последних, он впервые увидел лагерь. Он не слишком вежливо схватил Кареглазку за руку.

- Отойди от этого мерзляка, девочка моя!

- Но это же Дроув!

- Он мерзлый парл, и я не хочу, чтобы ты с ним водилась!

- Отец, он не виноват, что оказался на той стороне! - заплакала Кареглазка. - Они его не выпускают!

- Да, и я не думаю, что он особенно старается выбраться. У него есть тепло и еда на сорок лет или даже больше, так зачем же ему оттуда уходить? - Впервые я услышал, что публике известно истинное положение дел. Как они об этом узнали? Впрочем, это не имело значения. Тайное рано или поздно должно было стать явным.

Он тащил ее за руку, а она с плачем цеплялась за проволоку.

- Отпусти, отец! Ты никогда раньше не был таким. Позови маму, она тебе скажет. Она не позволит тебе...

Он на мгновение отпустил ее, с горечью во взгляде.

- Мама умерла, - холодно сказал он. - Умерла вчера ночью. Она... она покончила с собой.

- О... - Пальцы Кареглазки нащупали сквозь проволоку мои; из глаз ее текли слезы, и мне отчаянно хотелось обнять ее, чтобы утешить.

- Идем со мной. Я считаю, что парлы несут ответственность за смерть твоей матери, и я не позволю тебе болтаться здесь. Ты предаешь свой собственный народ! Что о тебе подумают!

Кареглазка закрыла глаза и долго держалась обеими руками за проволоку. Я увидел выступившие на ее ресницах слезы, потом она внезапно вся напряглась и резко развернулась лицом к отцу, отпустив сетку и вырвав у него руку.

- Теперь послушай меня, - дрожащим голосом сказала она. - Посмотри вокруг, на тех, кого ты называешь моим собственным народом. Вон там Стронгарм разговаривает с астонским генералом, а ведь не так давно они готовы были убить друг друга, поскольку так им приказал Парламент. А там, видишь? Это Лента, которая заигрывает с парловскими солдатами сквозь ограждение. Вскоре они вполне могут ее застрелить, потому что так им прикажет Парламент. Люди в этих палатках и хижинах настроены вполне дружелюбно, поскольку сейчас никто не приказывает им ненавидеть друг друга, даже если мы все скоро умрем. И ты, отец, приказываешь мне ненавидеть моего Дроува, прикрываясь бедной мамой! Прошу тебя, уходи отсюда.

Гирт уставился на нее, пожал плечами, повернулся и зашагал прочь. Не знаю, слышал ли он хотя бы половину того, что сказала Кареглазка, а если слышал, то не думаю, что понял. Он просто решил, что спорить с ней уже бессмысленно.

Кареглазка посмотрела ему вслед, и я услышал ее шепот:

- Прости, отец...

В последующие дни Кареглазка часто расспрашивала меня о жизни в убежище, больше всего беспокоясь о том, что я могу найти там неотразимой красоты девушку, и она потеряет то немногое, что от меня еще осталось.

- Там есть несколько девушек из семей административного персонала, отметил я, - но я с ними почти не разговариваю. Мне не хочется иметь с ними ничего общего. До того, как ты пришла сюда, я обычно проводил большую часть времени с солдатами, играя в карты.