Элеонора всегда внимательно слушала объяснения Титовой и старательно следовала ее наставлениям. В самом начале ей пришлось выучить названия всех инструментов и понять, для чего они предназначены. После того как в Смольном институте она изучала столовые приборы и правила поведения за столом, это не представляло никаких сложностей. Накануне запланированной операции Титова заставляла Элеонору дома вызубрить технику этой операции. Выполняя все эти требования, Элеонора быстро достигла успеха — намного быстрее, чем рассчитывал Петр Иванович, бывший самого высокого мнения о племяннице.

* * *

Александра Ивановна часто обсуждала с Элеонорой привычки оперирующих профессоров. Как-то речь зашла о манерах Крестовоздвиженского.

— Однажды я подавала ему, — рассказывала Титова, — и он так разозлился на мою пустяковую оплошность, что после операции специально опрокинул на меня таз с грязными тампонами. Тогда я отказалась с ним работать, и на следующей операции с ним встала Евдокия Фроловна. А ее не запугать, ведь ей скоро семьдесят пять лет исполнится. Крестовоздвиженскому туго пришлось, он ей слово, а она ему два, и все по матушке! С ней он был шелковым. Знал ведь, что Евдокию Фроловну никто не тронет, это живая история медицины. Она с самим Николаем Ивановичем Пироговым работала.

Элеонора ахнула. Как все очень молодые люди, она считала события, происходившие до ее рождения, древней-древней историей.

— Но теперь Евдокии Фроловне уже тяжело подавать, к тому же она не хочет ничего знать про асептику и антисептику. Ей это кажется шаманством. Зато она хорошо наркоз дает, ты бы поучилась у нее, когда будет свободное время… Так вот. Месяц поработав с ней, Крестовоздвиженский пересилил гордыню и пришел ко мне на поклон. Мы договорились, что с ним встанет Марианна. Она потерпит его выходки, а профессор будет ей за это приплачивать. Ей деньги очень нужны, муж у нее на Путиловском заводе кузнец, а детей четверо.

* * *

Прекрасная погода, простоявшая всю неделю, в субботу внезапно испортилась. Когда Архангельский, Лиза и Элеонора прибыли в Сестрорецк, стало ясно, что лаун-теннис придется отложить. Моросил мелкий дождь, заметно похолодало, и выходить из теплого дома на улицу никому не хотелось. Девушкам ничего не оставалось, кроме как сидеть на веранде, вышивать крестиком и гадать, придет Ланской навестить их или испугается дождя.

У Элеоноры была тайная надежда, что Петр Иванович от скуки сам надумает нанести соседям визит, но он такого желания не продемонстрировал. Вместо этого профессор выпил чаю и отправился поспать, предоставив дамам занимать себя самостоятельно. Во всем этом была только одна радость — в такую погоду Ксения Михайловна не отправила девушек на садовые работы.

Сегодня Лизе вышивка не удавалась, крестики выходили неровными, нитки путались, и несколько раз приходилось спарывать вышитое. Элеонора хоть и волновалась, но держала себя в руках. За красоту и аккуратность вышивки она даже удостоилась похвалы Ксении Михайловны.

«Придет или не придет? Сейчас немного за полдень, может быть, он считает, что еще слишком рано для визита? Но ведь на даче все общаются запросто. Мог бы уже заглянуть и договориться с нами о планах на день. Правда, погода такая, что никаких планов быть не может… Но как мучительна неизвестность!»

Элеонора как бы вплетала свои мысли в вышивку. Может быть, взглянув на нее лет через двадцать, она перенесется в этот дождливый холодный день и испытает те же чувства, что и теперь?

Ксения Михайловна с сестрой отправились на кухню «наблюдать за приготовлением обеда».

— Еще неделя таких наблюдений, и матушка останется без кухарки, — проворчала Лиза и отшвырнула пяльцы.