Сырость была ужасная, у Элеоноры постоянно зябли ноги, и руки стали хуже слушаться. Она переживала за докторов, ведь им необходима точность движений.

— Не волнуйтесь, Элеонора Сергеевна, всего месяц до тепла остался, — утешал ее Корф. — Теперь на фронте тишина, поскольку все дороги развезло. Наши дороги — это мощный стратегический фактор.

— Но как только дороги подсохнут, тут-то немец и попрет, — встревал Демидыч. — Так что не знаю, стоит ли торопить приход тепла.

— Но может быть, тогда нас отзовут на переформирование? — предположила Элеонора. — Мы ведь уже больше полугода без отдыха.

На самом деле девушка надеялась не на отдых, а на встречу с Ланским, который мог оказаться на переформировании в то же время и в том же месте, где она. Конечно, вероятность этой встречи была очень мала, но все же она была.

— Что за наивность, Элеонора Сергеевна? — вздыхал Корф. — Теперь благодаря революции творится такая неразбериха, что о нас не вспомнят до скончания века. И мы, как цыгане, будем вечно странствовать по свету.

Элеонору этот прогноз очень расстроил.

* * *

В девяти километрах от особняка была большая деревня, куда солдаты и офицеры ходили в увольнения. Из всех радостей, которые сулила деревня, Элеонору привлекала лишь одна, но привлекала очень сильно. Разумеется, это была баня!.. Но Воинов, пообещавший своему учителю Архангельскому беречь Элеонору как зеницу ока, запретил девушке покидать расположение части.

Однажды после операции по поводу ранения грудной клетки, которую Константин Георгиевич с помощью Элеоноры провел блестяще, она решила, что ее час настал. Но Воинов не собирался уступать никаким просьбам.

— Я не могу гарантировать, что, покинув пределы лагеря, вы не окажетесь жертвой банды революционеров, которые надругаются над вами во имя своих светлых целей. А здесь, в расположении части, вы под надежной защитой.

— Ну что со мной может случиться, Константин Георгиевич? Я такая грязная, что никому не придет в голову надругаться надо мной!

— Да? Но ведь на обратном пути вы будете уже чистая…

Элеонора фыркнула. Она уже перестала обижаться на подобные высказывания, иначе ей бы пришлось целыми днями ходить обиженной.

— К тому же, — продолжал Воинов, — после бани вам придется идти обратно по грязи девять километров. Значит, вы вернетесь такая же грязная, как ушли.

Мойтесь здесь, я принесу воды, дров сколько скажете. Найду где-нибудь бочку, сделаю из нее ванну. В лучшем виде помоетесь!

— Константин Георгиевич, мне надо попариться! Иначе ревматизм разовьется, Иван Демидович меня предупреждал.

— Элеонора Сергеевна, вы же княжна! Откуда эти плебейские замашки — попариться? Впрочем, если настаиваете, я вас сам отвезу в баню. Завтра будет оказия, саперы за кирками поедут.

— Вы очень любезны! — Элеонора даже засмеялась от радости.

* * *

Весь вечер она готовилась к поездке. Сложила чистое белье и полотенце, выпросила у Демидыча кусок хорошего мыла. Работала до поздней ночи, чтобы обеспечить госпиталь всем необходимым на время своего отсутствия, — Воинов предупредил, что они заночуют в деревне. Но за баню придется платить. Чем? Она знала, деньги нынче не пользуются популярностью. Разве что сахар… Поскольку она по привычке пила чай и кофе без сахара, у нее скопился небольшой запас. Вот и хорошо, если не возьмут деньгами, она отдаст сахар.

Внезапно эти размышления навели ее на страшную мысль.