Так мы и шли, - я с мешочком из
антилопьего желудка на плече и с ружьем за спиной, а Друпи, весь потный, впереди, шатаясь под тяжестью туши. Я уговаривал его подвесить антилопу
на дерево и потом прислать за нею носильщиков. Мы положили было тушу в развилину старого дерева, но Друпи, сообразив, что я готов уйти и бросить
добычу только из страха, как бы он не надорвался, снова взвалил ношу на плечи, и мы поплелись к лагерю, где бои, сидевшие вокруг костра,
встретили нас дружным хохотом при виде мешочка, болтавшегося у меня за спиной.
Вот такая охота была мне по душе!
Пешеходные прогулки вместо поездок в Автомобиле, неровная, труднопроходимая местность вместо гладких равнин-что может быть чудеснее! Я
перенес тяжелую болезнь и теперь с наслаждением ощущал, как силы мои восстанавливаются с каждым днем. За время болезни я очень исхудал,
изголодался по мясу, а теперь мог есть все без разбору. Каждый день под горячими лучами солнца я обливался потом, теряя таким путем всю
жидкость, которую вечером, у костра, выпивал в обществе друзей, а в жаркую дневную пору я лежал с книгой в тени, овеваемый ветерком, радуясь,
что не нужно ничего писать и в четыре часа мы снова пойдем на охоту. Я даже писем никому не писал. Единственный человек-не считая детей, -
который мне по-настоящему дорог, был здесь со мной, и мне не хотелось делиться впечатлениями этой чудесной жизни с теми, кто был где-то далеко;
хотелось просто жить, радоваться, испытывать блаженную усталость. Я гордился меткостью своей стрельбы, верил в себя, и мне было так хорошо и
легко, - право же, переживать все это самому куда приятнее, чем знать об этом только понаслышке.
В начале четвертого мы тронулись в путь, чтобы к четырем добраться до холма. Но было уже почти пять, когда мы наконец увидели первого
носорога: неуклюже покачиваясь на своих коротких ногах, он перевалил через гребень холма почти там же, где мы увидели его накануне, и скрылся в
лесу неподалеку от того места, где вчера у нас на глазах дрались два носорога. Спустившись с холма, мы пересекли заросшую лощину и двинулись по
крутому горному склону к акации с желтыми цветами, служившей нам ориентиром. Борясь с ветром, я старался идти как можно медленнее, не теряя из
виду дерева, и заткнул носовой платок под шляпу, чтобы пот не заливал очки. Я знал, что, быть может, через секунду придется стрелять, и нарочно
шел медленно, чтобы не вызвать сердцебиения. На охоте по крупному зверю, если охотник умеет стрелять и видит, куда стрелять, не может быть
промаха, разве что стрелок запыхался от бега, либо только что вскарабкался на крутой склон, либо очки его разбились или запотели, а у него не
нашлось тряпки или бумаги, чтобы их протереть. Очки вообще доставляли мне кучу хлопот, и я носил при себе четыре носовых платка, перекладывая их
из одного кармана в другой, когда они намокали от пота.
Мы осторожно приблизились к акации с желтыми цветами, словно к выводку перепелок, перед которым собака сделала стойку. Однако носорога там
уже не оказалось. Мы обшарили всю опушку, видели множество следов и свежего помета, а носорога не было. Солнце уже садилось, начинало
смеркаться, а мы все бродили по лесистому склону в надежде встретить зверя на какой-нибудь прогалине. Когда в темноте стрелять стало почти
невозможно, Друпи вдруг остановился и припал к земле. Опустив голову, он рукой указывал куда-то вперед. Мы подползли к нему и увидели двух
носорогов, большого и маленького, - они стояли по грудь в кустарнике, отделенные от нас небольшой долиной. |