«Ничего я не буду говорить. Убегу лучше, а не пойду на это судилище», — со страхом думал Гошка.

Все эти дни он не находил себе места.

В класс явился к самому началу уроков, после занятий сразу же исчезал из школы и домой возвращался один, через дубовую рощу, чтобы только не встречаться с ребятами.

Но как ни было тяжело у него на душе, Гошка не мог не радоваться наступающей весне.

В роще, прогретой солнцем, уже гомонили воробьи и синицы, горласто кричали прилетевшие грачи. Снегу становилось всё меньше, вокруг деревьев чернела вытаявшая земля.

Крутой склон оврага на солнцепёке тоже вытаял, обнажив рыжую глину. И только на противоположной стороне оврага лежал ещё рыхлый, ноздреватый снег, исполосованный синими. тенями.

Извилистый ручеёк на дне Шарагина оврага набух, потемнел, потом вода, прорвав ледяной панцирь, забурлила, заклокотала, и овраг наполнился весёлым весенним шумом, словно где-то вблизи заработала водяная мельница.

Сначала Гошка перебирался через ручей по узким снежным мостикам, но с каждым днём их становилось всё меньше и меньше.

И вот сегодня, спустившись к ручью, он не нашёл ни одного перехода: ручей, мутный и пенистый, мчался как взмыленный конь, закручивался воронками, подмывал нависшие снежные карнизы, и те с тяжёлым уханьем обрушивались в воду.

«Вот это расходился ручей гремучий, затопил овраг», — невольно залюбовался Гошка, вспомнив, что летом через него свободно может перепрыгнуть любой мальчишка.

Но как сейчас перебраться через ручей? Неужели возвращаться обратно, а потом идти домой по шоссейке, через мост?

Гошка отыскал несколько жердей и перебросил их через ручей. Но они были коротки и не доставали до противоположного берега.

Зато шагах в десяти у самого ручья стояла накренившаяся к воде сухая, мёртвая берёза. Корни её оттаяли, и берёза, казалось, вот-вот упадёт поперёк разлившегося ручья.

Гошка нажал плечом на комель дерева — берёза не подалась. Он забрался на ствол повыше, попрыгал: берёза зашелестела ветками, заскрипела, но ниже не наклонилась.

«Сюда бы ребят наших», — подумал Гошка и с сожалением вздохнул.

Вчера он заглянул к Краюхиным — надо было взять у Никитки книжку для чтения. В избе никого не было, и Гошка через сени направился во двор, откуда доносились стук топора и пофыркивание пилы.

Приоткрыв дверцу во двор, Гошка увидел тётю Ульяну, Никитку и Борьку Покатилова: они мастерили хлев для поросёнка и о чём-то разговаривали.

В разговоре то и дело упоминалось имя Гошкиной матери, Кузяева и Николая Ивановича.

Гошка прикрыл дверцу и невольно прислушался.

Ульяна рассказывала ребятам, что новый председатель правления всерьёз занялся проверкой хозяйства колхоза. Целые дни проводит на фермах, подолгу беседует с колхозниками, затребовал в конторе бухгалтерские документы и по вечерам со счётами в руках просматривает все бумажки. Не иначе, ищет кончик ниточки, чтобы распутать весь клубок беспорядков и хищений в колхозе.

А на свиноферме этот кончик, как видно, начинается с Кузяева и Александры Шараповой.

— Я знаю, вы дружите с Гошкой, — наставляла ребят Ульяна. — Так вот, особо-то с ним не якшайтесь. Держитесь подальше. А то, как говорят, с кем поведёшься, от того и наберёшься. Дружка надо выбирать с толком да разумением.

Дальше Гошка слушать не стал, незаметно выскользнул на улицу и побрёл к дому. А утром в школе Борька прошёл мимо Гошки с таким видом, как будто не узнал его.

Да и не только Борька. Даже Никитка начал обходить его стороной.

В классе он почему-то сидит теперь рядом с Митькой Кузяевым, вместе с ним ходит в школу и, сталкиваясь с Гошкой, старается не встречаться с ним взглядом.