Горджелин стоял на том самом месте, где его оставили Эльтара и Хрофт. "Неужели этот тип так и про‑

стоял здесь все время, не сделав ни шагу в сторону? – невольно подумала принцесса. – Может, он, как вампир, живет только по ночам?"

Оправдывая свое прозвище, Равнодушный молча смотрел куда‑то сквозь принцессу, терпеливо ожидая, пока она заговорит.

– Горджелин... – Саойя собрала последние остатки гордости. Голос ее не дрожал, на щеках – ни малейшего следа смущенного румянца – Горджелин, я пришла сказать, что принимаю твои условия. Если, конечно, ты не отказался от участия в этом деле.

Это было сказано сухо, спокойно, по‑деловому, словно принцесса обсуждала стати приведенной напоказ чистокровной кобылы. Взгляд удлиненных глаз был спокоен, и только в самой глубине зрачков начинало разгораться странное фиалковое пламя.

Горджелин ответил не сразу. Он пару раз прошелся от стены к стене (держался маг при этом неестественно прямо, точно проглотив аршин) – то ли хотел помучить Эльтару неизвестностью, то ли ожидал от нее еще каких‑то слов, просьб, молений, гнева... Так или иначе, ничего этого он не дождался. Саойя осталась спокойна и холодна, точно камень окружавших ее стен.

– Гм... – Волшебник солидно прокашлялся. – Я рад, что благоразумие возобладало. Но мои условия несколько изменились. Я размышлял и понял, что предложенная тобой цена недостаточна. Если раньше я хотел ограничиться твоим телом, то теперь мне нужна еще и душа.

Эльтару словно хлестнули по щеке холодной плетью.

– Что значат эти слова?

– Ты хочешь знать? Охотно объясню. Когда мы окажемся вместе, то есть в постели, тебе не удастся отлежаться холодной и равнодушной, исполненной ледяного презрения к насильнику, тебе придется стонать, извиваться, визжать, просить меня взять тебя снова и снова... – Горджелин выговорил все это совершенно мертвым, равнодушным голосом. Контраст между смыслом и интонацией был просто убийственным.

Эльтаре казалось, что внутри у нее от бешенства начинают рваться до предела натянутые связки.

– Неужели могучему Горджелину будет приятна эта подделка?

– А это не будет подделкой! – с живостью возразил Снежный Маг. – Это все должно быть по‑настоящему. Тебе придется полюбить меня, принцесса. Мои заклятия помогут тебе в этом. Хотя я предпочел бы обойтись без них. Ты права, искренность всегда лучше.

– По твоему виду и не подумаешь, что тебе нужны мои страстные стоны!

– И вновь ты права. Мне они ни к чему. Они нужны тебе, – спокойно ответил Равнодушный. – Впрочем, спорить об этом, когда Эльфран вот‑вот падет, по меньшей мере неразумно. Отвечай, ты согласна?

Усилием воли загоняя вглубь готовую вот‑вот прорваться наружу ярость, Эльтара процедила сквозь сжатые до хруста зубы только одно слово:

– Согласна.

Горджелин не выказал ни радости, ни торжества. "Превеликие Силы, – ошарашенно подумала Эльтара, – да ведь ему, похоже, и в самом деле все равно, разделю я с ним ложе или нет!"

– Клятву Эльфрана! – потребовал волшебник. – Настоящую, полную клятву, клятву кровью Тоэя!

Он, оказывается, и впрямь слишком много зная, этот Горджелин, и притом такого, чего ему знать было и вовсе не положено. Для него не являлось тайной существование Эльфрана, но к этому как‑то привыкли, тем более что Снежный Маг свято хранил секрет. Однако, кроме этого, он знал еще и о клятве! Клятву именем и кровью Тоэя приносили одни лишь эльфийские правители, вступая на трон. В самом Эльфране она звучала лишь один раз... И, как и клятва вечной мукой Нифльхеля, она была нерушима. Тоэй не знал снисхождения и сам карал клятвопреступников лютой смертью.