– Ну, соседушка, погоди, нагрянет Орда, зажжешь снова красный огонь – нипочем помогать не придем! – в запале посулил Алорт.

– Красный огонь, говоришь? – прохрипел с верха ворот Нивен – рожа красная, наглая, глаза навыкате – презирает. – Смотри, как бы тебе самому, сынок, оного огня зажигать не пришлось! А мне бояться нечего. Маг Эльстан у меня теперь живет, он ни одну тварь ближе чем на полет стрелы не подпускает! Да и то лишь по моему слову – чтобы панцирь там добыть али еще что из тварей полезное. Так что лучше себе помогайте! А тебе, Деера‑соседка, стыд – невестку защитить не сумела! Арталег‑то у тебя всем зверям зверь, то вся округа знает!

– То‑то ты больно к своим милостив! – огрызнулась Деера, да только Нивена теперь так просто не проймешь.

– Что было, то быльем поросло. Только с моего хутора девки от мужниных побоев не бегали!

Вот и поспорь с ним. Так и ушли ни с чем.

Арталег после этого совсем несносен стал. Выделяйте меня, говорит, все, походил под отцом, под братом старшим – сам хозяином быть хочу. Тогда и жениться вдругорядь можно будет. За хуторского‑то хозяина любая девка не то что пойдет – побежит, юбку задрав, каким бы он ни был...

Алорт упирался. Жалко было Аргнистову старшому делить отцом накопленное добро, а еще больше – в руки Арталега‑дуралея отдавать. Он же все разом промотает да спустит! Хозяйствовать толком не научился, хотя и отец, и матушка столько трудов на него потратили! Куда такому в хозяева?! А ежели хутор Аргниста поделить, так и им, оставшимся, солоно придется. Хорошо, Армиол за меня стоит, а то бы все, разорили бы враз отцово гнездо...

К весне Орды стало чуть побольше, но тут наступило тепло, и она, как и в былые годы, откочевала куда‑то на север. Надвинулась осмелевшая Нечисть, но это страхи были привычные. Жизнь текла...

А под самый конец месяца ростепеля с хутора Нивена бабьи быстрые языки весть принесли: родила Саата мальчика, своего Эльстана‑полюбовника сына, значит.

Это было совершенно необычно. У меня никогда не было жены, женщины, принадлежащей только мне и никому другому. И меня никто никогда не любил.

Я хотел быть с ней. Я смотрел, как Саата возится с малышкой Киитой; как хлопочет по хозяйству, не допуская, чтобы я помогал ей под тем предлогом, будто это дела женские; как прядет долгими зимними ночами под вой бушующего на дворе ветра; как вышибает, тихонько мурлыкая что‑то себе под нос.

А потом она сказала, что у нас будет маленький. Она не сомневалась, что сын.

Сын!... Я смотрел на других хуторских детей, на малютку Кииту; что‑то было в них глубинное и древнее, словно из чистых их глаз, не ведающих ни лжи, ни предательства, ни корысти, смотрит на меня тот, кто однажды отправил меня в бесконечный путь по бессчетным мирам Великой Сферы. И не знаю, отчего так вышло, – взрослые на хуторе меня побаивались и сторонились, а вот дети, напротив, презрев запреты, кидались ко мне, едва завидев. Кидались и требовали то огненных фокусов, то сказки, то видений, а то снов, в которых каждому бы приснилось что‑нибудь интересное. Правда, последним я их не баловал – как бы не решили навсегда в грезы уйти...

И вот от моего семени родится малыш. Кем он будет? Человеком, Смертным, или же, как я, вечным странником, чей удел – разгадывать тайны и секреты бесконечных миров?...

Он явился в мир точно в срок – крепкий серьезный бутуз, черноволосый и черноглазый. И, едва заглянув в его глаза, я понял, что ему уготована высокая и страшная судьба – там, в этих глазах, я увидел двери в Беспредельность, те самые двери, сквозь которые я проходил несчетное число раз. Он не был человеком. Он имел тело, подобное человеческому, но дух его... Я не мог ошибиться – дух его был наделен великими Силами. Настанет день – и они пробудятся для поистине великого дела.