Саул, видимо, осознавал эти трудности. Мес­сианство было для него делом всеобщим, а не только евреев. Вера в Иисуса не требовала (на его взгляд) принятия политических и нацио­нальных устремлений иудаизма. Обрезание он считал устаревшим ритуалом и твердо верил, что «...тот Иудей, кто внутренне таков, и то обреза­ние, которое в сердце, по духу, а не по букве...» (Римлянам, 2:29).

Поэтому Саул принял романское имя Павел и начал открыто проповедовать язычникам, про­ся их признать Иисуса без всякого обрезания и следования всем деталям обряда, принятым у фарисеев. Везде, где он побывал, появлялись христианские общины, разраставшиеся за счет язычников.

Несоблюдение обряда обрезания среди новооб­ращенных язычников привело евреев в ужас, и в результате между ними и христианами разраста­лась пропасть. На самом деле это покоробило даже тех евреев, которые признавали Иисуса, так что на какое-то время христианство разделилось на две группы: обрезанные еврейские христиане, полностью признававшие Закон Моисея и одно временно верившие в мессианскую роль Иисуса, и необрезанные христиане-неевреи, которые были склонны интерпретировать учение Иисуса в све­те греческой философии.

Две эти позиции столкнулись лоб в лоб в 48 г. на совете Иерусалима. Яков, брат Иисуса, отста­ивал еврейско-христианские взгляды, а Павел — точку зрения христиан-неевреев. В результате Павел одержал победу, и пути христианства и национального иудаизма разошлись.

Примерно в 57 г. Павел возвратился из свое­го третьего миссионерского путешествия и посе­тил Иерусалим. Там его опознали евреи, смотрев­шие на него как на человека, пропагандировавше­го учение, которое противоречит Закону Моисея, и поэтому считавшие, что его присутствие осквер­няет храм. Хуже того, распространился слух, что он привел в храм язычников. Начался бунт, и линчевание казалось неизбежным, если бы Пав­ла не защитили римские солдаты.

У римлян по-прежнему были неприятности с этой беспокойной провинцией. После смерти Иро­да Агриппы ею управляли без особого успеха не­сколько прокураторов, и с 52 г. прокуратором стал Антоний Феликс. Он женился на Друзилле, дочери Ирода Агриппы I, но это не спасло поло­жение, и ситуация продолжала ухудшаться.

Павла привели к Феликсу, обвинив его в оск­вернении храма, и он защищался как фарисей, поддерживавший идею о воскрешении Иисуса, указывая, что воскрешение является важным дог­матом фарисейской веры. Но когда Павел заго­ворил о неизбежном конце света, Феликс отмах­нулся от него как от сумасшедшего. Скорее для того, чтобы всех успокоить, чем по каким-либо иным соображениям, он приказал посадить Пав­ла в тюрьму.

Однако в Риме правил теперь новый импера­тор. В 54 г. Клавдия отравила его четвертая жена Агриппина, и ее младший сын от предыду­щего брака, Нерон, стал пятым римским импе­ратором. В 60 г. Феликса, который был назна­чен Клавдием, отправили в отставку, а его мес­то занял Порций Фест. Когда Фест заступил на новую должность, его приветствовал Ирод Агриппа II.

Он был единственным сыном Ирода Агриппы I, и, когда умер его отец, ему было семнад­цать лет. Его дядя, младший брат Ирода Агриппы I, правил небольшой областью в Ливане с центром в городе Калсисе, что в 60 милях север­нее Галилейского моря. Когда этот дядя, Ирод Калсисский, в 48 г. умер, Ирод Агриппа II стал царствовать вместо него. К 53 г. он распростра­нил свою власть на территорию, которая когда-то принадлежала Филиппу Тетрарху, а также на часть Галилеи.

Во время встречи Ирода Агриппы II с Фестом снова всплыло дело Павла, и он предстал перед обоими. Павел так энергично оспаривал свое дело, что Ирод Агриппа II сказал ему: «Ты по­чти убедил меня стать христианином».