Эскадры-то какие! И берём мы противника не столько числом, сколько умением, которое очень сильно зависит от сплочённости. Этим мы и отличаемся от сухопутной братвы, которая, чуть запахнет керосином, сразу накладывает в штаны и разбегается в разные стороны. Им никогда не стать настоящей силой.
Мы - стали.
Вечером того же дня Галка получила письмо. И по тому, как внезапно побледнела, подобралась жена, Джеймс понял: вот он и настал, решающий момент.
- Ты боишься, Эли? - спросил он.
Галка провела ладонями по лицу - будто умываясь. Откинулась на спинку резного стула. Затем посмотрела в окно каюты. Там, за кормой стоявшей на рейде «Гардарики», драгоценным рубиновым ожерельем светился закат. "Ветер будет, - подумалось вдруг. - Если западный, то плохо…"
- Джек, мне все эти годы было страшно, - едва слышно прошептала Галка. - Только пойти у страха на поводу означало смерть. Поэтому я…
- …сама держала страх на поводке, - мягко улыбнулся Джеймс. - Потому весь Мэйн знает тебя как капитана Спарроу, которая самого чёрта не боится. Но я сейчас говорил об этом письме. Тебе страшно делать шаг за черту, из-за которой уже не будет возврата.
- Да, Джек, - Галка посмотрела на мужа со странной смесью любви и сожаления. - Знаешь, чего я боюсь? За этой чертой слишком многое будет зависеть не от нас. Я готова предложить Франции довольно выгодный вариант, от которого сложно отказаться. И если Франция его не примет - а это возможно: король не с той ноги встанет, месье Кольбер будет не в духе, Англия подумает и снова влезет в войну против коалиции - то жить нам останется недолго. Тогда - всё напрасно. Все эти годы, что я ломала через колено себя и других… Джек, что мне тогда останется делать? Только поднимать чёрный флаг и воевать против всех. Опять-таки, недолго.
- Но это будет куда более мужественный поступок, чем просто сдаться на милость великих держав, - Джеймс - невиданное дело! - присел на краешек стола. - Я уверен, многие пойдут за тобой. Пусть это будет конец нашей истории, но зато какой громкий!
- Не обольщайся, Джек, - горько усмехнулась Галка. - Уж кто, кто, а мы в своём двадцать первом веке навидались, как из нормального человека делают в лучшем случае посмешище, а в худшем - чудовище. Подчистят архивы, нарисуют фальшивки, скроют или уничтожат то, что не вписывается в их схемы - и будь здоров. При одном упоминании твоего имени будут плеваться и ругаться. Причём, заметь: распространять лживые байки будут люди, которым тем же манером создадут имидж честных и непредвзятых… Вот с этим как воевать прикажешь, солнце моё?
- Эли, это пока ещё далёкая перспектива.
- Да? А вот это как тебе понравится? - Галка с мрачным смешком достала из шкатулки, стоявшей на столе, пухлый бумажный пакет со сломанной печатью. - Мой доверенный человек пишет из Голландии, что Хорн издал брошюрку некоего доктора Эксвемелина. С описанием панамского похода и намёком, что это прелюдия к выпуску полноценной книги. Вот один экземпляр. Ты прочитай, дорогой. Только сразу предупреждаю - посуду и окна не бить.
Брошюрка была не слишком толстая, без твёрдого переплёта, с красивым корабликом на обложке. Джеймс пролистал, бегло прочёл пару страниц. Нахмурился. Пролистал дальше, остановился, прочёл внимательнее пару абзацев… и с непечатным ругательством швырнул брошюру на стол.
- Мерзкая ложь! - возмущённо воскликнул он. - Господи, какой же он лжец и клеветник! Знал бы, что он напишет о тебе такое - прирезал бы, и плевать, что мог мне наговорить после этого Требютор!
- Но эту "мерзкую ложь", мой дорогой, читают в Европе, и принимают за чистую монету, - пожала плечами Галка. |