Изменить размер шрифта - +
Это, конечно, не делало их особенными. Я сам в данный момент чувствовал себя достаточно несчастным. Вероятно, следовало отправиться домой. Дом — это такое место, куда можно пойти, а люди, которые там живут, обязаны будут впустить. Кто это сказал? Не помню. Впрочем, какой же ты циничный ублюдок. Я включил передачу и медленно поехал по Мейн-стрит в направлении мотеля. Хотя в моем доме, кроме меня, не было никаких других людей. Был один только я. Я мог себя впустить в любое время. На перекрестке пришлось остановиться. Мимо прошла рыжеволосая девица в светло-голубых расклешенных джинсах и короткой обтягивающей футболке цвета лайма. Джинсы были настолько тесны, что я заметил на ее ягодицах линию от трусиков. Она довольно дружелюбно взглянула на машину. Я мог предложить ей выпить, поплавать и ошеломить своим австралийским акцентом. Но она больше всего была похожа на студентку колледжа, ей захочется покурить травки и потрепаться о необходимости любви и нового сознания. Загорелся зеленый, и я двинулся дальше. Ворчун средних лет, которому некуда податься. Был уже второй час, когда я наконец влетел на стоянку мотеля. Пора обедать. С новой энергией я ворвался в фойе, повернул налево рядом с конторкой и зашагал по коридору к своему номеру. Быстрый душ, потом, немедленно обед. Кто мог всего несколько мгновений назад заподозрить, что у меня нет цели в жизни? Когда я открыл дверь, то в постели увидел Сьюзен Силверман, она читала книгу Эрика Эриксона [4]  и выглядела именно так, как должна была выглядеть.

 — Боже праведный! — выдохнул я. — Как я рад тебя видеть.

 Заложив книгу пальцем, чтобы не потерять нужное место, она повернулась ко мне и сказала:

 — Как и я, уверена в этом.

 Она усмехнулась. Частенько она улыбалась, но иногда предпочитала усмехнуться. Сейчас она усмехнулась. Никогда не мог понять, в чем разница, но это имело какое-то отношение к радостной греховности. Ее улыбка была прелестной и доброй, однако в усмешке чувствовалась примесь порочности. Я бросился прямо на нее, удержал себя на руках, а потом схватил и крепко обнял.

 — Ой, — пискнула она.

 Я немного ослабил объятия, и мы поцеловали друг друга. Затем я сказал:

 — Не буду спрашивать, как ты сюда проникла: ты способна на все, а уж подговорить администрацию мотеля помочь тебе было детской забавой.

 — Именно детской забавой, — сказала она. — Как у тебя дела, голубоглазый?

 Пока я рассказывал, мы лежали рядом. Закончив рассказ, я предложил провести день в чувственных утехах, начав немедленно. Но она предложила начать после обеда, и я, немного посопротивлявшись, согласился.

 — Сьюз, — сказал я в обеденном зале, прикладываясь к первой кружке «Харп», пока она потягивала «Маргариту», — тебя почему-то странно заинтересовала та часть повествования, в которой Джейн едва не кастрировала меня.

 Она рассмеялась:

 — Мне показалось, что у тебя поползли в ширину бедра.

 — Никаких повреждений. Если бы так случилось, все официантки носили бы траурные повязки, а на Редклиффе приспустили бы флаг.

 — Ладно, убедимся в этом чуть позже, когда больше нечем будет заняться.

 — Лучшего занятия еще не придумали, — сказал я.

 Она умышленно зевнула.

 Подошла официантка и приняла наш заказ. Когда она ушла, Сьюзен спросила:

 — Что собираешься делать?

 — Просто ума не приложу.

 — Хочешь, чтобы я оставалась рядом, пока ты будешь заниматься этим делом?

 — Очень хочу. Мне кажется, что Роуз, Джейн и Пам мне было более чем достаточно.

Быстрый переход