|
Так что патрон, моделируя его поведение в особых условиях, предугадал все точно и был уверен, что начальник спецотдела выполнит инструкции до пос-ледней буквы. Пожалуй, так бы оно и случилось. Однако Арчеладзе сам себе стал казаться непредсказуемым и даже отлично помнил момент, когда это случилось, когда он ощутил первый толчок этого самого вольнолюбия. И было как-то несерьезно, даже смешно признаться себе, что этот миг наступил, когда, стоя перед зеркалом, обнаружил, что у него на голове начинают расти волосы, а на подбородке щетина - признак мужского начала... Более весомые причины бунта появились позже - пережитое унижение, Капитолина, зарезанный, как баран, старик Молодцов и, наконец, убийство Витьки Нигрея. И все-таки отсчет времени начался с того первого восторга... Он считал, что первый и довольно ощутимый удар противнику нанесен расчетливо и дерзко: три "легионера смерти" остались лежать в квартире Арчеладзе, четвертый, однорукий, со стрелой в груди, оказался в мусорном контейнере, неподалеку от целого куста редакций популярных газет. И было два пленных - Виталий Борисович, захваченный в доме Зям-щица, и только что прибывший в Москву новый миссионер Альфред Каузерлинг, похищенный из гостиницы "Россия". Перебравшись в "Душегрейку", Арчеладзе приказал Кутасову не высовываться наверх и в течение трех дней тщательно обследовать все прилегающие к базе подземные коммуникации и подыскать удобные места для новых, запасных баз в противоположных частях ниж-него мира столицы. Бывший мосфильмовский трюкач в пору длительного безделья в спецотделе уже занимался обустройством "Душегрейки", отлично ориентировался в катакомбах и имел свой, "личный" выход на поверхность - через подвал жилого дома на Каланчевской улице. Личный, потому что обнаружил его сам и оборудовал дополнительными средствами, исключающими проникновение кого бы то ни было. И потому, что жил в этом доме... Воробьев получил задачу отслеживать ситуацию в городе и контролировать действия Великой тройки. На следующий же день он принес первую весть о действиях Комиссара, а значит, и патрона: все остающиеся сотрудники отдела поголовно и с соблюдением секретности были арестованы и помещены в четыре конспиративные квартиры, где началось дознание, именуемое служебным расследованием. Однако уже через сутки всех отпустили, и по причине неожиданной: жены, дети и родственники созвонились между собой и устроили на Лубянке небольшую, но крикливую демонстрацию, с угрозами сделать арест достоянием гласности. Одну глупость Комиссар уже сделал. Но в другом он реабилитировался. Труп однорукого со стрелой канул в безвестность. Каждое утро Арчеладзе сам выбирался из "Душегрейки" - во-первых, чтобы не одичать, во-вторых, купить свежие газеты. В прессе было все, что угодно, кроме информации о загадочном убийстве с применением редкого оружия - арбалета. А журналисты должны непременно клюнуть на такой средневековый способ преступления! Ладно, их могли не допустить в квартиру Арчеладзе, где остались лежать легионеры в кожаных плащах, но тут-то, в сотне метров от редакций? Значит, "папа" приказал тщательно прятать все концы, оставленные подчиненным ему начальником спецотдела, ибо ему, ищущему контактов с Интернационалом, сейчас не выгодно любое подозрение, связанное с убитыми легионерами и похищенным Альфредом Каузерлингом. Патрон, а вместе с ним и Комиссар будут молчать как рыбы, и, мало того, будут оправдывать и каким-то образом объяснять исчезновение Арчеладзе, порой даже прикрывать его, и одновременно вести лихорадочный поиск ушедшего в подполье полковника. |
