Джейсон со своим батальоном сидел в Боснии вторую двухмесячную смену и
давно заметил одну странную особенность среди южных славян. Была
негласная, но определенная установка командования всячески поддерживать
хорватское население, мусульман и их вооруженные силы, и, напротив, давить
сербов. Однако последние казались более терпимыми к янки, чем все
остальные, ради которых был затеян весь сыр-бор, и за которых сейчас
ломали копья политики. Разумнее было бы навешать тем и другим, чтобы
Европа, наконец, успокоилась на несколько лет. Командир бригады генерал
Хардман считал, что более всего следует наказать как раз хорватов-усташей,
поскольку они затеяли свару в Боснии, чтобы взять реванш за поражение в
последней войне. Дениз, как профессионал, особенно не вникал в
политические детали и нюансы, да и верить в выводы Хардмана нужно было с
осторожностью - генерал на все имел свою личную точку зрения, чаще всего
расходящуюся с официальной. Однако, заметив впервые презрительное
отношение к американским солдатам со стороны хорватов, мысленно согласился
с командиром: их следовало выпороть еще и потому, что они обожали немцев и
прогибались перед ними, как китайские болванчики.
Тут у них в Европе были свои отношения... Поэтому Джейсон, въехав в
селение, не особенно-то соблюдал Протокол и для острастки приказал
пострелять по черепичным крышам, чтобы уважали морскую пехоту США и не
корчили брезгливые рожи. А за побудку, сыгранную таким образом, можно было
всегда отбрехаться проверенным не раз доводом: засекли сербского снайпера.
В течение часа штурмовая группа, состоящая сплошь из ниггеров, под рев
плаксивых безобразных женщин, более напоминающих старух, и, наоборот,
полное молчание детей, рыскала по селению и его окрестностям. Дениз стоял
в кузове грузовика за пулеметом и, еще не веря в трагичность исчезновения
парня из штурмовой, вдруг увидел сверху смешное, на что раньше не обращал
внимания: голубые каски на черных головах в сумерках напоминали ночные
горшки, летающие по воздуху. На всякой войне всегда было так мало
смешного...
Но к утру стало не до веселья. Поиск в селении, равно как и в зоне, ничего
не дал. Питер Уайн, один из немногих белых в штурмовой группе, будто
сквозь землю провалился. И потому Джейсон срочно выехал в штаб группировки
миротворческих сил отчитываться перед Хардманом, превратившись в "черного
вестника".
Генерал обладал хорошим свойством, редким для командира, но невыгодным для
собственной карьеры: он никогда не кричал, не повышал голоса и не грозил
немедленной карой. Выслушал, попивая кофе из чайного стакана, раскурил
первую в этот день трубку - во всем был оригинал!
- А не мог твой парень... дезертировать?- предложил он неожиданный ход.
О подобных случаях в Боснии Денизу даже слышать не приходилось.
- Исключено, сэр. Я проверил: буквально перед Европой Уайн подписал
контракт на второй срок.
- Не спеши, майор,- философски заметил Хардман.- Если морской пехотинец
собирает цветы... Это вполне возможно.
- Он проходил тестирование по программе "Д", сэр. Компьютерный анализ
ответов превосходный,- выдал последний аргумент в защиту Джейсон.
Генерал добродушно усмехнулся, отложил дымящуюся трубку.
- Ты веришь в эти забавы, Джейсон?.. Куча бездельников из Гарварда жирует
на армейских хлебах, не отвечая ни за что. Эти недоучки разбираются в
человеческих чувствах? В психологии?.. Да просто кто-то в правительстве
лоббирует их "гениальные" проекты. Хороший капрал заменит любой тест.
Марвин Хардман говорил это из ревности, ибо сам был тонким психологом и
отличным стратегом, о чем знали все и давно, уже устав пророчить ему
большое будущее, особенно после "Бури в пустыне", где отличилась его
бригада. |