|
Ему достаточно было насмешливого взгляда жены, брошенного в сторону Франсуазы, чтобы понять решительно все. – Ты что, смеешься над нами? Нет, она не по твоему рылу, скотина! Эта грубость вернула Жану его решимость. Он повернулся спиною к Бюто и обратился к старику: – Дело очень простое, дядюшка Фуан… Раз вы опекун Франсуазы, значит, и обращаться надо к вам, – правда? Если только она желает выйти за меня, то я очень хочу… Вот я и прошу, чтобы ее выдали за меня. Франсуаза, еще державшая в руках цеп, выронила его от изумления. Конечно, она могла ожидать этого, но никогда Hfe думала, что Жан отважится тут же сразу и посвататься. Почему же он не поговорил сперва с нею самой? Это ее тревожило, но она не знала, что ее так волнует: надежда или страх. Не успев прийти в себя после утомительной работы, с дрожащей под расстегнувшимся корсажем грудью, она стояла между двумя мужчинами, и кровь ее так бушевала, что оба они, казалось, это чувствовали. Бюто не дал Фуану ответить. Он снова вмешался, на этот раз еще яростнее: – Что? Да ты взбесился!.. Тридцатитрехлетний болван – и жениться на восемнадцатилетней! Нечего сказать, всего только пятнадцать лет разницы! Да ведь это же мерзко! Так вот и подавай тебе, грязный скот, молодых курочек! Жан начинал сердиться: – А тебе что за дело, если мы оба согласны? Он повернулся к Франсуазе, ожидая, что она сама что нибудь скажет. Но девушка стояла растерянная, оцепеневшая, как бы не понимая, о чем идет речь. Отказаться она не могла, но и не соглашалась. К тому же Бюто смотрел на нее так свирепо, что слово «да» застревало у нее в горле. Если она выйдет замуж, он потеряет и ее и землю. Эта внезапно пришедшая ему мысль окончательно его взбесила. – Ну, так как же, папаша, и ты, Делом? Неужели вам не противно отдать девчонку этому старому подлецу? Ведь он даже не из нашей местности, – бог знает откуда он к нам пришел и где раньше таскался… Столяра из него не вышло, так он, видите ли, захотел теперь сделаться крестьянином! А почему? Да, наверно, чтобы скрыть какую нибудь грязную историю. Тут сказалась вся его ненависть к городским рабочим». – Ну, а дальше что? Да если мы оба хотим пожениться! – повторил Жан, сдерживая себя и желая, чтобы Франсуаза первая рассказала про их историю. – Что же ты молчишь, Франсуаза! – И верно! – воскликнула Лиза, которую обуяло желание выдать сестру замуж и освободиться от нее. – Тебе то что, если они этого хотят? Она вовсе и не нуждается в твоем согласии, да она может послать тебя ко всем чертям… Что ты, в конце концов, дурака то валяешь! Тогда Бюто увидал, что если только Франсуаза заговорит, его дело не выгорит. Больше всего он боялся, чтобы брак не сочли необходимым. Как раз в это время во двор вошли Большуха и супруги Шарль с Элоди. Он жестом подозвал их, не зная еще, что, собственно, будет говорить. Но тут он сообразил и с перекошенным лицом проревел, угрожая кулаком жене и свояченице: – Я вам, черт вас дери, покажу, стервы… Да, обе вы стервы, потаскухи! Если хотите знать, я живу с ними обеими! Пусть только посмеют плевать на меня!.. Понятно вам, с обеими! Чертовы шлюхи! Супруги Шарль едва успели войти во двор, и эти слова, брошенные им прямо в лицо, ошарашили их. Г жа Шарль бросилась к Элоди, как бы желая загородить ее своим телом. Затем, подталкивая ее к огороду, она сама громко крикнула: – Сходи ка посмотри там салат, посмотри капусту!.. Ах, какая чудесная капуста!.. А Бюто продолжал. Он изобретал подробности, рассказывал, что всегда, как только одна получала свою порцию, наступала очередь другой, которую он также напихивал досыта. Он выпаливал все это в самых что ни на есть грубых выражениях, выливая на всех грязный поток непристойностей. Лиза, удивленная этим внезапным припадком, пожимала плечами, повторяя: – Он с ума сошел, это же бог знает что! Он с ума сошел! – Скажи, что он лжет! – крикнул Жан Франсуазе. |
