|
Аббат прочел лукавую усмешку на лице Бюто, презрение у Большухи, холодное равнодушие на почтительно важных лицах Делома и Фуана. Независимое поведение этих людей довершило разрыв. – Я не сомневаюсь, что ваши коровы набожнее вас… Ну и прощайте! А младенца своего окуните в лужу, – для маленького дикаря и такого крещения довольно! Он поспешил разоблачиться и, снова пройдя через церковь, ушел совсем, да так стремительно, что люди, пришедшие крестить ребенка, не успели вымолвить ни единого слова и стояли, разинув рты и вытаращив глаза. Но досаднее всего было то, что как раз в тот момент, когда аббат Годар быстро шагал вниз по улице, на дороге показалась коляска, в которой сидели г жа Шарль и Элоди. Г жа Шарль объяснила, что она остановилась в Шатодене повидать свою дорогую внучку, и ей разрешили взять девочку с собой на два дня. Г жа Шарль была очень расстроена своим опозданием. Она даже не заехала в «Розбланш», чтобы оставить там чемодан. – Надо догнать кюре, – сказала Лиза. – Ведь это только щенят оставляют некрещеными. Бюто галопом помчался вслед за священником. Но аббат Годар был уже далеко. Бюто пересек мост, поднялся на холм и дошел до того места, где дорога сворачивает в сторону. Только тогда он заметил священника. – Господин кюре! Господин кюре! В конце концов священник обернулся и замедлил шаг. – Ну, чего? – Крестная приехала… Нельзя же отказывать в такой вещи, как крещение. Некоторое время аббат постоял неподвижно. Затем так же быстро стал спускаться с холма обратно, шагая позади крестьянина. Они дошли до самой церкви, не обменявшись ни единым словом. Кюре совершил обряд кое как, скомкал «Символ веры», который должны были читать восприемники, наспех помазал ребенка миром, посыпал солью, окропил водой – и все делал резко, в сердцах. Не успели оглянуться, как он уже протянул на подпись свидетельство. – Господин кюре, – сказала г жа Шарль, – у меня есть для вас коробка конфет, но она в чемодане. Он поклонился в знак признательности и, обращаясь ко всем, повторил: – На этот раз прощайте! С этими словами он и ушел. Супруги Бюто и приглашенные были ошеломлены тем, как быстро все совершилось. Они глядели вслед уходившему священнику, до тех пор пока его развевающаяся черная сутана не исчезла за поворотом. Вся деревня была в поле, за исключением трех мальчишек, жаждавших получить конфеты. Среди всеобщей тишины издалека доносилось непрекращающееся тарахтение паровой молотилки. Вернувшись к Бюто, у дома которых ожидала коляска с багажом, все согласились выпить по стаканчику, а затем разойтись до вечера, чтобы к ужину снова собраться. Было только четыре часа дня, и до семи вместе нечего было делать. Когда на столе появились стаканы и две бутылки, г жа Шарль потребовала, чтобы непременно принесли чемодан, в котором находились подарки. Открыв его, она достала платьице и чепчик, явившиеся с некоторым запозданием, а затем шесть коробок конфет для роженицы. – Это из маминой кондитерской? – спросила Элоди, глядя на коробки. Г жа Шарль несколько замялась. Затем спокойно ответила: – Нет, милочка, у твоей мамы не бывает этого сорта. – И, повернувшись к Лизе, сказала: – Ты знаешь, я думала о тебе по поводу белья… Ничто не может так пригодиться в хозяйстве, как старое белье. Я сказала дочери и опустошила ее шкафы… При слове «белье» вся семья приблизилась: Франсуаза, Большуха, Деломы и даже Фуан. Обступив чемодан со всех сторон, они смотрели, как пожилая женщина извлекала оттуда целый ворох стираных белых лоскутов, издававших, несмотря на стирку, острый мускусный запах. Сперва появились рваные простыни из тонкого полотна, затем изодранные дамские сорочки с явно отпоротыми кружевами. Госпожа Шарль разворачивала все это, встряхивала, поясняла: – Простыни, разумеется, не новые. |
