|
Бюто в изнеможении откинулся на стул, раздавленный этим все возрастающим счетом. Он перестал сопротивляться, считая, что дошел до предела несчастий, и только жалобно хныкал: – Ну что ж, снимайте последнюю рубашку! Но Большуха приберегла последний страшный удар. Это было нечто внушительное и вместе с тем очень простое, о чем все как то забыли. – Послушайте, а пятьсот франков за отчуждение придорожной полосы? Бюто вскочил, выпучив глаза и раскрыв рот. Спорить, возражать было невозможно: он получил деньги к теперь должен был вернуть половину. С минуту он пытался что то сообразить и, не найдя никакого выхода, теряя рассудок, кинулся вдруг на Жана: – Скотина, это ты нас поссорил! Если бы не ты, все жили бы вместе, ладно и мирно! Жан, до сих пор благоразумно молчавший, вынужден был перейти к обороне. – Не тронь, а то съезжу! Франсуаза и Лиза вскочили с места и встали каждая перед своим мужем. Медленно закипавшая ненависть сверкала в их глазах, и они уже приготовились вцепиться друг в друга ногтями. Побоище, предотвратить которое, по видимому, не собирались ни Большуха, ни Фуан, вот вот готово было разразиться. Еще мгновение – и в воздух полетели бы чепцы и клочья волос. Но тут нотариус вышел из состояния своей обычной профессиональной невозмутимости. – Черт вас дери, да подождите же, пока выйдете на улицу! Сущее безобразие! Неужели нельзя договориться без драки? Все утихомирились, содрогаясь от злости, а он продолжал: – Так вы согласны? Тогда я составлю отчет об опеке, он будет подписан, затем мы проведем продажу дома, и все будет кончено… Ступайте и не вздумайте дурить, а то эти глупости могут дорого обойтись! Последние слова нотариуса внесли наконец успокоение. Но когда они вышли, Иисус Христос, поджидавший отца, облаял всех родственников. Он кричал, что бессовестно впутывать несчастного старика в свои грязные истории и делать это ради того, конечно, чтобы его обобрать. Разнежившись под воздействием винных паров, он увез отца обратно, так же как и привез его сюда, на занятой у соседа повозке, застланной соломой. Бюто и Лиза направились в одну сторону, а Большуха с Франсуазой и Жаном – в другую – в трактир «Добрый хлебопашец», где старуха заставила угостить себя черным кофе. Она сияла. – Ох, уж и посмеялась я сегодня! – сказала она, пряча в карман остатки сахара. В этот день ей пришла в голову еще одна мысль. Вернувшись в Ронь, она отправилась к дяде Сосиссу, который когда то, как говорили, был одним из ее любовников. Так как супруги Бюто поклялись, что не уступят дома Франсуазе, хотя бы для этого пришлось продать свою собственную шкуру, она решила, что если старик также будет набавлять цену, то те, может быть, ничего не подозревая, уступят ему. Дело в том, что дядюшка Сосисс был их соседом, и желание увеличить свою усадьбу могло показаться с его стороны вполне естественным. Дядя Сосисс сразу согласился на эту комбинацию, выговорив себе подарок. Когда наступило второе воскресенье, аукцион был разыгран так, как она ожидала. Очутившись снова в конторе нотариуса Байаша, супруги Бюто сидели по одну сторону, а Франсуаза и Жан вместе с Большухой – по другую. Кроме них были и еще посетители: несколько крестьян, пришедших с нетвердым намерением купить дом, если он пойдет за бесценок. После четырех пяти надбавок, отрывисто брошенных Лизой и Франсуазой, дом дошел до трех с половиной тысяч. Это и была его настоящая цена. На трех тысячах восьмистах Франсуаза остановилась. Тогда выступил дядя Сосисс, накинув до четырех тысяч, затем до четырех с половиной. Супруги Бюто растерянно переглянулись. Идти дальше было невозможно: одна мысль о такой сумме бросала их в холод. Однако Лиза не выдержала и набавила до пяти тысяч. Но она оказалась побитой, потому что старик сразу довел цену до пяти тысяч двухсот франков. Торг закончился, и дом был присужден ему за эту сумму. |
