Здесь ни клочка от Пенгфей не осталось, искать мне нечего.
— Не торопись, — предложил Вайль. — Попробуй разные сиденья. Может, что-то она после себя оставила.
Вести лодку она не стала бы, и я начала с задних сидений. Не-а, пусто. Так, но это же Пенгфей, которая не любит быть позади.
Я перешла вперед.
Опять пусто.
С нарастающим беспокойством я обшарила глазами лодку, причал, дорожки, по которым она могла отсюда уходить. Сотни, если не тысячи жизней могли зависеть от того, соображу ли я, где сейчас Пенгфей, а Чувствительность во мне не шевельнулась ни разу с тех пор, как…
— Стоп, минуту! — Я показала на Вайля так, будто он сделал что-то предосудительное. — Ты не кипишь!
— Я не… — Он оглядел себя, будто думая, надо ему искать ожоги или волдыри. — Прости, не понял?
— Я не ощущаю твоей силы, вообще тебя не чувствую. Ты как большой кусок пустого места! — Я встала. Тугие волны страха метались у меня в груди. Я подняла руку, потрясла кулаком перед Вайлем. — И кольца я тоже не чувствую! Обычно оно на пальце теплое, особенно когда ты рядом. Что за чертовщина со мной творится?
— Жасмин, слушай меня! — загремел в ухе голос Кассандры.
— Что такое?
— Я думаю, что твою Чувствительность гасит магия медальона. Сними его.
Легче сказать, чем сделать, когда он засунут под облегающее платье под длинным париком, переплетенным с проводом транслятора. Тот еще геморрой. Зато когда я его с себя стянула, сразу словно гора с плеч свалилась. Ага, и белье определенно перестало резать. Я ощутила холодную, сдергиваемую силу Вайля, медленно переливающуюся, как обычно. И видеть я тоже стала лучше, будто ночью ходила в темных очках и вдруг догадалась их снять.
Я опустилась на сиденье, зажав медальон в руке, другой опираясь на обивку — на случай, если вдруг лодка сильно-сильно закачается. Но она только шепнула мне: «Пенгфей». Не слишком громко, правда. Мне не пройти за этим шепотом до самого его источника.
Я оперлась на борт, уставилась на воду, зная, что надо делать, но ломая себе голову, как поднять этот вопрос. Вайль в первый раз отказывался очень резко, а ведь тогда была крайняя необходимость.
— У меня такое чувство, что время у нас кончается, — сказала я, почти загипнотизированно глядя на рябь, расходящуюся от мелких движений нашей лодки. Потом оторвала взгляд от воды — подумав, что у Вайля глаза не очень от нее сейчас отличаются. Бездонные озера, в которых можно затеряться навсегда — если захочешь.
— О чем ты?
— Я ее чувствую, но недостаточно, мне нужно повысить эту способность. И я знаю только один способ.
Взгляд у него сделался острым, пронзительным и остановился на мне.
— Ты хочешь сказать, чтобы я взял у тебя кровь.
Какие-то шорохи — это реагировала наша группа. Я почти забыла, что нас слышат.
— Да. И пока мы не потратили двадцать минут на рассуждения о моральности такого поступка, ты просто признай, что да, это отличная мысль и так мы можем спасти тысячи жизней.
Его присутствие — это постоянное гудение где-то на фоне моего сознания — стало шириться. Как будто моя просьба отворила здоровенный внутренний замок, открыла скрипучую старую дверь и позволила Вайлю ощутить истинную свою сущность. На миг я ощутила всю мощь его силы — она вырвалась из Вайля смерчем: видения вспыхивали ударами молний. Я видела лабиринт ярости, страдания и насилия, которые он подавил, подчинил себе на пути из глубины падения. Его сила, его целеустремленность ошеломили меня. Я узнавала его преданность делу, его страсть к справедливости. И надежду, что когда-нибудь он снова увидит своих сыновей, — надежду, которая придавала форму и смысл всему остальному. |