— Прости, Жас, — тут же сказал он. — Прости, прости. Не повторится.
— А если кто-нибудь увидит эту бомбу? — спросила я.
— Никогда. — Это она сказала с такой уверенностью, что моя надежда найти и обезвредить бомбу умерла на месте. — Моя кантрантия, — так она назвала свою основную силу, — это умение маскировать. Даже стоя прямо на бомбе, ты ее не сможешь обнаружить. — Тихие и приятные колокольчики ее смеха ласкали воздух. — Даже я ее сейчас не найду.
До чего же противно быть настолько правой.
Если бы не тревога за акробатов и их детей, не говоря уже о случайных прохожих, я была бы просто подавлена. Но Пенгфей очевидным образом ждала бабушкиной похвалы за свои мерзкие деяния, поэтому я ответила:
— Как это интересно! Ты очень неплохо поработала, правнучка. Позволь мне воздать тебе честь.
И я склонилась в поклоне, пропуская в шести дюймах над собой болт, выпущенный из арбалета Вайля прямо в живот Пенгфей.
Она издала звук — не стон боли, а восклицание потрясения, неверия.
Я выпрямилась.
— Это тебе за неуважение к бабуле.
Издевательские слова, но я не могла забыть труп в беседке. Не просто убитую, а с захваченной в плен душой.
Это ей за тебя, бедная жертва. А когда доберусь до этого гада Йеля…
Руки Пенгфей схватились за болт, пытаясь вытащить, но Бергман такую возможность предусмотрел. Как только наконечник проник в тело, из него выскочили два длинных шипа, вцепились якорем в живот — чтобы хватило времени на таяние воска на капсуле. По крайней мере таков был расчет. Она с воплем рванула болт, и в ее теле сдвинулось с мест то, что никогда не должно было даже шевельнуться.
«Давай, давай, — приговаривала я про себя, — давай!»
Будто стоишь в пещере и ждешь, пока гид включит фонарь. Но Пенгфей не осветила ночь внутренней вспышкой, а выдернула из себя болт.
— Черт!
Надо было знать. Черт возьми, тебя тот коврик перед дверью ничему не научил, Жас? Прототипы Бергмана срабатывают в половине случаев, причем не всегда так, как ожидалось. Дура ты. Нельзя ничего желать настолько сильно, чтобы полностью отвергать возможность неудачи, забывая о реальности.
У меня руки чесались вытащить «Скорбь», но я не совсем честна была с Бергманом, когда сказала, что этот пистолет — наш резервный план. Пенгфей — для Вайля. А я еще в начале нашей совместной работы выучила, что не надо становиться между ним и его противником — разве что ты хочешь многократно, нежно и убедительно напомнить ему, что ты — его союзник, пока у него глаза горят красным пламенем, а острие клинка пляшет возле твоего горла.
— Слышь, чего это там?
— А фиг его знает. Пошли позырим!
Совсем молодые, звонкие голоса. Идут в нашу сторону.
Я оглянулась через плечо — Вайль перекрыл дорогу двум мальчишкам, и еще несколько подтягивались сзади. Черт, он же теперь отвлекся на них. И что делать? Что делать?
Пенгфей отбросила древко болта, и тогда до меня дошло, что рабочий конец остался у нее в теле. Но почему-то не срабатывал, хотя должен бы.
— Бергман! — прошипела я, прикрывая рот и надеясь, что так звук не дойдет до транслятора. — Где твое взз-бум?
— Давно активирована капсула?
— Не знаю. Несколько секунд.
— Дай ей время! — взмолился он. — Я знаю, что она сработает!
— Ты вообще понимаешь, о чем просишь?
— Я знаю, что это опасно. Но это может быть революция в войне с вампирами, Жас, прошу тебя! Я сердце и душу вложил в эту работу!
Так тебя и этак с сердцем и душой вместе, блин. |