Вот почему мы можем совершенно неправильно понять слова песни, даже не осознавая этого. В газете «Гардиан » («Guardian») даже был забавный раздел, посвященный таким ошибкам — например, «kit-kat angel» («ангел Kit-Kat») вместо «kick-ass angel» («отпадный ангел») — здесь виден культурный разрыв поколений, который лишний раз подчеркивает, насколько восприятие зависит от наших ожиданий. Йен помнит песню Энни Леннокс, в которой строчка «a garden overgrown with trees» («сад, заросший деревьями») все время звучала как «I’m getting overgrown with fleas» («я зарастаю блохами»).

Когда мы наблюдаем за происходящим на экране телевизора или кинотеатра, мы удерживаем в памяти отрезки времени точно так же, как предложения или отрывки музыкальных произведений. Мы не только объединяем кадры в последовательность сцен, но еще и додумываем пространственные детали, которые в данный момент находятся вне поля зрения. Наш мозг располагает множеством приемов, незаметных на уровне сознания — в кинотеатре наши глаза движутся из стороны в сторону — точно так же, как и во время чтения этих строк. Но на время движения глаз наше восприятие отключается, и умозрительный образ корректируется таким образом, чтобы новое изображение, сформированное на сетчатке, соответствовало своей предыдущей версии. Именно с этим связаны приступы «морской болезни» — наше чувство равновесия нарушается, когда внешнее изображение из-за скачков оказывается не там, где мы его ожидаем увидеть.

Теперь подумайте о музыкальных произведениях. Разве построение расширенного настоящего — это не то самое упражнение, которое ваш мозг «хочет» проделать над последовательностью звуков, не касаясь сложности, связанной с ее смыслом? Стоит привыкнуть к стилю определенного музыкального произведения — и мы уже способны воспринимать целые темы, мотивы и развития, несмотря на то, что слышим по одной ноте за раз. Точно так же действует исполнитель, который играет эту мелодию. Его мозг ожидает определенного звучания музыки, и музыкант старается этим ожиданиям соответствовать. В какой-то мере.

Итак, наше восприятие музыки, по-видимому, тесно связано с восприятием расширенного настоящего. Вероятное научное обоснование этого явления было недавно найдено Изабелль Перец. В 1977 году она выявила заболевание, известное как «врожденная амузия». В отличие от тональной глухоты, амузия — это неспособность воспринимать мотивы ; будучи отклонением от нормы, она могла бы помочь нам разобраться в том, как происходит распознавание мелодий у здорового человека. Люди, страдающие амузией, не способны распознавать музыкальные мотивы — даже такие простые, как «С днем рожденья тебя», а разница между гармонией и диссонансом для них практически незаметна или вообще отсутствует. Несмотря на то, что в детстве они слушали  музыку, а их слух лишен физических недостатков. Они умны и не страдают психическими расстройствами. Их проблема, по-видимому, кроется в неспособности воспринимать расширенное настоящее по отношению к музыке. Они не умеют отбивать ритм ногами. Они просто не имеют о нем понятия. Их чувство времени нарушено. Между прочим, то же касается и восприятия высоты звука — они не способын различить звуки, отличающиеся на два полутона — например, две соседних белых клавиши фортепиано. Таким образом, дело не ограничивается одним только нарушением расширенного настоящего.