Изменить размер шрифта - +
Ей казалось, что муж надел какую-то уродливую маску. На лице с крепко зажмуренными глазами проступили незнакомые морщины.

Пульс участился.

Мартину дали еще кислорода.

Ноги конвульсивно бились, руки дрожали.

Каталка скрипела, чехол сбился, обнажив потрескавшуюся в нескольких местах клеенку матраса.

Вдруг судороги прекратились, словно кто-то задул стеариновую свечу, и струйка дыма, извиваясь, медленно поплыла к потолку.

 

38

 

Мартин повернул голову, и окно с лампой — он видел их краем глаза — утекли в сторону, как вода.

Когда он очнулся после наркоза, ему принесли бутерброд с сыром и клубничный сок, и с тех пор он еще ничего не ел.

Памела посидела с ним, а потом заторопилась на работу.

Встав с кровати, Мартин направился прямиком в психотерапевтический кабинет, рисовать. Он знал, что художник из него никакой, но рисование стало для него важным ежедневным делом.

Мартин положил палитру, кисть и муштабель, отступил на шаг назад и посмотрел на свою работу. На небольшом листе он изобразил красный домик, но уже сам не помнил почему. В окошке угадывалось за занавеской чье-то лицо.

Мартин вытер испачканные акриловой краской руки и вышел из кабинета.

Строго говоря, перекусывать в отделении не полагалось, но Мартин иногда наведывался в столовую, к холодильнику.

Он зашагал по пустому коридору.

В кабинете групповой терапии было тихо. Проходя мимо, Мартин заглянул в открытую дверь. Стулья составлены так, словно на них сидели и слушали оратора какие-то невидимки.

С тех пор как Мартина доставили в клинику, мальчики где-то прятались. Он не слышал их даже по ночам. Может, они радовались, что Мартин снова угодил в отделение.

Мартин остановился и через окошко в двери заглянул в кабинет психиатра. Доктор Миллер стоял посреди кабинета, уставив светлые глаза в никуда.

Мартину захотелось постучать, сказать, что он хочет вернуться домой, но он вдруг забыл собственное имя.

Врача зовут Майк, это он помнил. В отделении его прозвали «Эм энд Эм». Что же это происходит? Мартин помнил, что он пациент Четвертого отделения, что его жену зовут Памела, а живет он на Карлавеген.

— Мартин. Меня зовут Мартин, — проговорил он и зашагал дальше.

Снова накатило головокружение. Жестяные шкафы поплыли вбок и куда-то пропали.

Навстречу Мартину попалась новая санитарка — невысокая женщина с белыми руками, у которой вокруг рта залегли странные морщины, но она Мартина даже не заметила.

У двери в столовую для пациентов Мартин оглянулся. Возле входа в кабинет групповой терапии стояла каталка с ремнями. Только что ее там не было.

Мартин вздрогнул и тихонько открыл дверь столовой.

Плотные шторы были задернуты — мера против солнца. В столовой царил неясный полумрак.

Три круглых стола окружали пластмассовые стулья; на самих столах, покрытых клеенкой в цветочек, стояли салфетницы со светлыми салфетками.

Где-то послышалось тихое поскрипывание — словно качнулась доска-качели.

Холодильник помещался за низеньким прилавком с поддонами из нержавеющей стали.

Мартин прошел по блестящему пластиковому покрытию и остановился, уловив движение в дальнем углу. Он задержал дыхание и осторожно обернулся.

В углу стояла, вытянув руки вверх, неправдоподобно высокая фигура, причем шевелились у фигуры только пальцы.

В следующую секунду Мартин сообразил, что это Пророк. Тот стоял на стуле и что-то вынимал из шкафа.

Мартин тихо попятился, глядя на Пророка. Тот, держа в руках пакет сахара, слез со стула и сел в инвалидное кресло, скрипнувшее под его тяжестью.

Мартин тихо пробрался к выходу и потянул дверь. Петли по-комариному запели у него под ухом.

— Считай, что видел чудо Господне, — сказал у него за спиной Пророк.

Быстрый переход