Весть о необычном природном явлении мгновенно разлетелась по прилегающей округе, и любознательный народ ринулся в означенную аномальную зону, чтобы собственной персоной засвидетельствовать столь необычный погодный феномен, а заодно и просто погреться перед грядущими холодами.

Посыпались звонки в городской гидрометеоцентр. И работники этого замечательного ведомства, явно застигнутые врасплох, сначала что-то невразумительно мычали, обещая с этим вопросом разобраться, но вскоре под напором бесплатных осведомителей сами были вынуждены выехать на место. В этот вечер их чуткие приборы зафиксировали на границе воздушных масс перепад температур в пять с половиной градусов. Причем граница была выражена настолько ярко и четко, словно кто-то поставил здесь невидимый занавес. Эти не укладывающиеся в рамки привычных понятий странные факты дали пищу для ожесточенных споров, нестандартных догадок и исключительно смелых размышлений, но к единому выводу однозначно никто из них так и не пришел. Да это и неудивительно. А уважаемый Иван Алексеевич Ферапонтов, худой и высокий мужчина в очках, глядя на потупленные взоры своих коллег, сам, вконец измучившись, ужасно нервничая и от того больно кусая тонкие губы, язвительно заметил:

— Так, ну и что ж прикажете людям говорить, леший меня в сустав, когда вразумительных версий ни у кого не имеется? А? А ведь объяснить необычное явление все же как-то придется… Это же не шутки… Сами знаете, чудеса бывают лишь только в кино… Что ж, опять врать беспардонно, придумывая очередные, самим непонятные словесные абракадабры?.. Ну уж увольте, надоело!.. Или лучше того — расписаться окончательно в собственной беспомощности да на нечистую силу все свалить?! — хмыкнул он едко в заключение.

Ах, если б только знал этот славный служитель капризной погоды, что в действительности своей последней ехидной репликой был так исключительно близок к истине!

Но вернемся к тройке гуляющих, которые, беседуя, медленно продвигались в район бывшего губернаторского дома, внутри которого уже многие годы располагался городской художественный музей.

Климатические изменения, стремительно произошедшие, можно сказать, на глазах у Шумилова, и бурная реакция на них окружения вызвали, как он заметил, у его спутников вполне объяснимое чувство удовлетворения, а самого Валерия Ивановича заставили расстегнуть обе пуговицы пиджака. При всем природном хладнокровии и выдержке он никак не мог привыкнуть к этим внезапным и необычным, если можно так выразиться, «экспериментам» своих новых знакомых, но старался внешне не так явно выказывать свою чувственную эйфорию и непременно возникавший при этом сильный эмоциональный всплеск. Но согласитесь, что сохранить в такие моменты абсолютное хладнокровие может только бесчувственный робот, но уж никак не человек, с юношеских лет влюбленный в поэзию и литературу, да и сам иногда записывающий внезапно рожденные сердцем рифмованные строки.

Шумилов внезапно почувствовал внутри себя пьянящую веселость и раскованность. На какое-то время он даже забылся и чуть, было, не ляпнул вслух уже готовую слететь с языка знакомую расхожую фразу: «Петр Петрович, ну вы прямо как фокусник!». Но вовремя сдержался, понимая всю абсурдность подобного высказывания, и вместо этого произнес:

— Петр Петрович, скажите, ну как вот теперь закоренелому материалисту не расстаться со своими убеждениями и продолжать верить тем наукам, которые еще вчера днем казались такими фундаментальными и неоспоримыми? И не только верить самому, но и быть убежденным сторонником этих теорий. Я ведь по существу своей работы на заводе должен быть как бы… главным проводником этих философских идей, опирающихся на основные положения диалектического и исторического материализма, и доказывать своим подопечным правоту когда-то сделанных выводов. А вот теперь своим появлением… и, естественно, всеми этими… чудесами вы все напрочь разрушили… — и он вопросительно взглянул на могущественного гостя.