Причем девушка, поставив свою сумку на чугунное ограждение, стала незаметно нажимать пальцами в нужном месте, направляя ее на личностей, находившихся на площадке. А сама при этом делала вид, что смотрит вроде бы совсем не туда.
— Шеф, не кажется ли вам, что наши внешности настолько привлекательны, что нас пытаются на память запечатлеть? — обратился Бегемот к «Воландину». — Причем без нашего на то разрешения. Не знаю, как вы, а я почему-то совсем бесплатно фотографироваться не хочу.
— Ничего не поделаешь, Бегемот. Такая уж у этих молодых людей работа, — дымя сигаретой, спокойно отреагировал «Воландин». — Вот только жаль, что техника порой барахлит. Хотя и чистая механика, не как у японцев. И, пожалуй, одна твоя физиономия, Бегемот, туда и поместится, потому что ты в отличие от нас, как мне кажется, наиболее фотогеничен. А на нас даже и места на пленке не хватит. Что ты думаешь по этому поводу, Аллигарио?
— Не наше дело со взрослыми спорить, — потупив взгляд, бойко откликнулся конопатый мальчишонка. — Но я абсолютно такого же мнения, как и вы, что техника никуда не годится.
В это самое время на ветвях деревьев, как раз над головами парочки, неожиданно громко загорланили крупные черные птицы и, сорвавшись с мест и шумно хлопая крыльями, перенеслись на макушки деревьев нижнего яруса набережной.
И представьте себе, что молодые люди вполне естественно лишь на какое-то мгновение отвлеклись, провожая глазами крикливых пернатых, а когда повторно взглянули на прогулочную площадку, там уже никого не было. Вся компания куда-то разом исчезла!
Зато буквально через самое короткое время двери одного из самых больших в городе гастрономов открылись и пропустили внутрь высокого, хорошо одетого мужчину в заломленном на ухо черном берете и с тростью в руке, а с ним еще мальчика-пионера и низенького толстяка в кепке, с котообразной физиономией.
Надо отметить, что в этом магазине в любое время дня было достаточно многолюдно. Во-первых, уже потому, что он территориально занимал довольно выгодное положение. А во-вторых, в нем чаще, чем в других продуктовых сокровищницах, можно было отыскать то, чего так порой жаждала мужская половина населения для некоторого расслабления и приятной беседы в узкой компании на троих. Не говоря уже о всяких там прочих мелочах.
Бывало, народ уж все-то ноги обобьет, обегав и ближнюю и дальнюю округи. И, как назло, ничего. Ну как шаром покати! Настроение прескверное! Язык и руки ужасно чешутся, а жизнь представляется чем-то сродни невеселой каторге. И вдруг, как внезапное просветление, от какого-нибудь замечательного человека неожиданно услышат магический пароль: «В столбах!» — с волшебным покачиванием головы в подтверждение только что приведенных слов. И тут же жаждущий встает на правильный путь с непоколебимой верой и надеждой в глазах. А ноги сами так и несут горемыку теперь уже в почти родные места.
Ну, а когда же, наконец, и его очередь подойдет, взглянет он с превеликой благодарностью на продавщицу, и такой милой и симпатичной она покажется. Ну просто душка какая-то! И если бы не эта шумная и нетерпеливая толпа за спиной, так бы вот прямо взял и с удовольствием расцеловал в обе щеки! Вышел с желанной покупкой на улицу, вздохнул облегченно, глянул по сторонам — да вроде бы, братцы, не так уж все и плохо у нас?.. Даже, может быть, и совсем неплохо! А что маловато всего, так это не беда. В голодном обмороке, как бывало нарком продовольствия после революции, ведь никто не лежит… Так что нечего тут напраслину возводить, власти поносить да смуту там всякую в головах у народа сеять!..
Так вот, это меткое народное название «столбы» уже давненько привязалось к магазину и имело под собой некоторую образную основу. Дело в том, что здание гастронома было пристроено к двум из четырех стоящих рядом почти самым первым в городе девятиэтажкам, которые как строгие прямоугольные столбы возносились вверх и, казавшись в свое время почти гигантскими небоскребами, служили объектами гордости местных патриотов. |