На лице хозяина квартиры после этих слов обозначился жалкий проблеск улыбки.

— Не пришло же вам в голову, — продолжил гость, — пугаться моих помощников, побывавших здесь до меня.

Шумилов, уловив смысл сказанного, только рот открыл:

— Так, значит, они — это…

— Ну конечно, — откровенно улыбнулся «Воландин». — Вот только Филомена немного страху своим видом на вас напустила, хотя на самом деле, замечу, очень славная старушка. Уж поверьте мне. А в молодости, при жизни, уж такой красавицей была! Ни один мужчина мимо нее не мог пройти, чтобы не оглянуться… Ни молодой, ни старый. Просто само совершенство! Правда, лишь с виду только… Эх, бывало, в ее присутствии, многие из этих красавчиков даже дара речи лишались и тут же рабами покорными становились раз и навсегда. А какие страсти закипали, я вам скажу! Какие разыгрывались трагедии! — покачал головой для убедительности гость. — Так, что потом, не задумываясь, оставляли они свои дома, бросали жен и детей… Как будто разум теряли…

Да, уж такова власть и могущество красоты! А некоторые из них, не получив желанной взаимности, на которую так жадно рассчитывали, даже и жизни себя лишали… Ну а один из них, ну вот как сейчас помню, с очень высокой башни взял, да и бросился вниз головой… А-ах! — по лицу гостя промелькнуло что-то вроде слабой улыбки. — Ну и… троих детей, бедняга, после себя сиротами оставил. Красивый такой и чувственный был молодец… хороший семьянин… Но вот увидел ее, однажды, и. представьте себе, как будто заболел… Напрочь! И, понимаете ли, совершенно напрасно!.. Не дано ей было его полюбить. Совсем. Ни его, ни кого-то другого… Нравилось ей вашего брата соблазнять, и крепкие семьи рушить, а самих вас в подобие преданных псов обращать. Чтоб смотрели на нее восхищенно, поедая глазами и каждое слово ловя на лету, любовались, восхваляли и любое задание или каприз за честь готовы были почитать. Властной, пустой и холодной красота ее была… Не для жизни земной создана. Вот, однажды, я и надумал ее к себе забрать… Мельник один вилами ее заколол в припадке отчаяния. Разорила она его, всю семью по миру пустила. Ну вот и пришлось ему слегка подсказать… Очень не хотел он сначала…. сильно печалился.

Ну а теперь вот рядом со мной… и, как могли убедиться, не так уже красива, но зато безропотна и послушна… А, кстати, — задумчиво произнес гость, — а что касается вашей мелкой интрижки на работе со своим секретарем, то бросьте вы так об этом переживать. Пустое это дело, уверяю вас. Кроме вас и меня, никто больше об этом ничего не узнает.

— Да, но моя жена. Понимаете, все так глупо и дико получилось… — нервно вздохнув, попытался возразить секретарь парткома, но Петр Петрович тут же его перебил:

— Ну, здесь-то уж вы должны мне верить. Если я говорю, значит, так оно и есть. Верьте мне, и больше ничего не надо… Это просто минутная страсть мужчины к женщине. Не зря же когда-то один ваш поэт, сам потом ставший жертвой наивной веры в людей и все время пытавшийся об этом говорить, написал: «Если тронуть страсти в человеке, то, конечно, правды не найдешь…» Вот точно так же и у вас получилось… А разве бы вы хотели по-другому?..

— Ну, конечно же, нет, — втягиваясь в разговор и все больше приходя в себя, живо откликнулся Шумилов.